Произведение воздушный корабль. Александр беляев воздушный корабль. Анализ стихотворения Лермонтова «Воздушный корабль»
Александр Беляев
Воздушный корабль
– Махтум! Ханмурадов! Ты чего тут лежишь? Мы тебя давно ищем! – Буся Шкляр раздвинул ветви можжевельника-арчи и свирепо смотрел на Ханмурадова сквозь стекла больших очков. Острый нос Буси покрылся потом, белая рубашка взмокла, хотя было еще только восемь часов утра.
Махтум Ханмурадов лежал в траве. Золотое шитье на его тюбетейке сверкало. Поддерживая голову бронзовыми мускулистыми руками, Ханмурадов сосредоточенно смотрел на лист репейника.
– Не мешай!.. Сейчас он полетит!
– Кто полетит?
– Восьминогий аэронавигатор. Вот, смотри, уже отдает концы!
– Как только ты можешь лежать на таком солнцепеке? Не человек, а туркестанская ящерица! – Буся подошел к Ханмурадову и нагнулся над репейником.
– Видишь?
Буся прищурил близорукие глаза. На конце листа козле иголки сидел паучок и хлопотливо перебирал ножками, выпуская по ветру длинную паутину.
– Не испугай его! – предупредил Ханмурадов. – Увидит – сбежит. У пауков четыре пары глаз – две во лбу и две пары на затылке. Кругозор чуть ли не в триста шестьдесят градусов. Всем бы летчикам такие глаза!.. Отдал концы! Полетел! Ловко он управляет! То выпустит паутину побольше, то укоротит, захочет остановиться – смотает паутину и приземлится. Он и продовольствие с собой берет: консервы, мошек сушеных. Они же, наверно, и запасным балластом для него служат.
– Ну вот, теперь еще и Буся пропал! – послышался из арчовых зарослей новый голос. – Шкляр! Ханмурадов!
Ханмурадов быстро и легко поднялся, расправил руки, словно собираясь лететь, и посмотрел на синеющие горы. В горах он провел детство. Махтум ложился в траву, закладывая руки за голову, и смотрел на парящих орлов… Иногда в небе пролетали большие серебряные птицы – аэропланы.
После такого дня, проведенного в горах, Махтуму снились полеты, свободные полеты, без машины, без крыльев. Надо лишь поднять руки вот так, как он поднял их сейчас, и лети – над Нарыном, Сыр-Дарьей, Ташкентом, над горами, Иссык-Кулем, Балхашем… Дальше в своих детских грезах Ханмурадов не залетал. Но орлы и стальные белые птицы решили его судьбу.
По окончании школы он отправился в Ташкент, в авиационный техникум при авиазаводе.
И вот теперь…
Толпа шумно приветствовала появление трех «чемпионов» планерных состязаний: Сузи, Ханмурадова и Шкляра.
Ханмурадов одним прыжком взобрался на высокую трибуну, стоявшую в тени большого платана, и огляделся.
Кого только не было в этой пестрой толпе! И москвичи, и ленинградцы, и крепыши украинцы, и стройные кавказцы, но больше всего выделялись смуглые, загорелые туркмены. В основном это была молодежь. Много было и школьников-авиамоделистов.
Толпа расположилась табором на большой поляне. Два серебристых аэроплана грелись на солнце. Налево, возле подошвы горы, лежали планеры всевозможнейших форм, систем и размеров.
Ханмурадов обломал ветку, спустившуюся к лицу, сдвинул микрофон, поднял руку. Аплодисменты утихли.
– Товарищи! Таджики! Туркмены! Узбеки! Киргизы! Каракалпаки! Казахстанцы! Все тут? Пленум лётного Туркестана! Привет! И нашим гостям привет! Ну? Что хлопаете в ладоши? Сами себе хлопаете. Довольно хлопать. Слушайте! Итоги. Наши юные моделисты побили мировые рекорды. Четыре, семь, восемь километров летали модели. Одна – круговым полетом. Хорошо. Буся Шкляр побил мировой рекорд планеризма и свой собственный коктебельский рекорд. Очень хорошо. Сузи пробуксировал на аэроплане шесть планеров по треугольнику Ташкент–Новосибирск–Москва–Ташкент. Перевез двадцать пассажиров, семнадцать тонн груза. Отлично!
– О себе не сказал!..
– Мое дело маленькое – в хвосте планерного поезда летел. Сидел и думал. И придумал.
Буксирный транспорт уже существует. И будет развиваться дальше. Грузы, почта, пассажиры. Аэропланы-тягачи с вереницею «барж»-планеров. Новые аэровокзалы, станции, склады. Планеры отцепляются на ходу, снимаются, сдают груз, берут другой и летят дальше, буксируемые новым тягачом-аэропланом. Великолепно!
Но, товарищи, наряду с моторным буксирным транспортом должен существовать и развиваться безмоторный. Есть пароход, но есть и парусные корабли и яхты… Плоты мы гоним по течению рек. Разве мы не можем создать воздушные яхты? Воздушные «плоты»?
Вы не изучали, товарищи, планеризм в природе? Очень интересно. Летающие семена, например, летчики. Одуванчик, чертополох, клен, вяз. Тут и волоски в семенах кипрея, ивы, тут и крылообразные выросты – у сосны, ели. Есть над чем подумать и поучиться.
Но больше всех меня заинтересовал паук. На своей паутине он совершает далекие путешествия и, видимо, управляет своим полетом – следит за попутным ветром, отсиживается, когда надо, и летит дальше.
Обидно, товарищи! Паук – высококвалифицированный ткач, планерист получше нас! И думал я: как бы нам наладить безмоторный транспорт лучше паучиного! И придумал. И даже сейчас могу всем вам показать. Желаете?
На расстоянии полукилометра среди поля виднелся круглый песчаный островок, а дальше, в двух километрах от него, стояло высокое сооружение, издали похожее на наблюдательную вышку…
– Вот, – сказал Ханмурадов, показывая на песчаный островок среди хлопковых полей. – Что это такое? Не знаете? Это мой воздушный столб. Понятно? Смотрите, смотрите! Над островком как раз парит орел! Он распластал неподвижно крылья. Воздушный, восходящий ток воздуха. Зелень хлопковых полей поглощает солнечные лучи. И над полями воздух прохладнее, тяжелее, чем над островком.
Песчаная почва островка сильно прогревается. Согретый легкий воздух испытывает давление окружающего, более плотного и более холодного, и устремляется вверх. Каждый летчик знает, что такое воздушная яма. Летишь в степи. Пролетишь над лесом, и вдруг – ах! – аэроплан камнем падает вниз. Почему? Лес – листва – поглощает много солнечных лучей, тепла. И над лесом – нисходящий воздушный ток. И я придумал воздушный столб. Смотрите! Орел вылетел из воздушного столба, снизился, снова взлетел, и вот его поднимает вверх… Ну, теперь-то вам уж, наверное, понятна моя мысль? Там, далеко, вышка. Видите? Это стартовая планерная вышка. Я полечу оттуда к воздушному столбу планирующим спуском. В пути я потеряю часть высоты. Но мне надо лишь добраться до воздушного столба. Он меня вновь поднимет вверх, как орла. Я запасусь высотой – потенциальной энергией планеров – и смогу лететь дальше. Поставьте такие воздушные столбы на известном расстоянии друг от друга или в шахматном порядке. Постройте несколько отправных стартовых вышек, и вы сможете наладить безмоторный планерный транспорт, наладить полевую воздушную связь в наших крупных колхозах и совхозах.
Сейчас я покажу вам безмоторный воздушный транспорт. Наблюдайте отсюда. Да, имейте в виду. Пока у меня имеется только один воздушный столб, добраться до него не так-то легко. Боковой ветер может отнести меня в сторону. Есть еще и другие препятствия, но вы сами сейчас увидите!
Через полчаса Ханмурадов уже парил в воздухе, подруливая к воздушному столбу.
Крутой вираж – и планер идет прямо на столб. Но тут происходит неожиданное для зрителей: планер, словно салазки, с разгона въехавшие на бугор, становится носом вверх и… переворачивается. Планер вертится, то взлетает вверх, то падает вниз… До земли не более сорока–пятидесяти метров…
– Вот тебе и паук! Как бы голову себе не свернул…
Но Ханмурадов, изловчившись, выправляет планер и врезается в воздушный столб. Теперь планер только плавно покачивает крыльями. Ханмурадов спиралью медленно поднимается вверх, стараясь не приближаться к границе невидимого столба. Вот уже планер выше стартовой точки… Подъем замедляется и, наконец, приостанавливается. Теперь Ханмурадов парит, как орел, почти на одном месте.
Ханмурадов поворачивает руль, вылетает из воздушного столба и широкою спиралью снижается.
"Воздушный корабль"
Маленькое общество сидело в сумеречном углу на креслах и пуфах.
Разговаривать не хотелось. Великий организатор - скука - собрала шесть разных людей, утомленных жизнью, опротивевших самим себе, взвинченных кофе и спиртными напитками, непредприимчивых и ленивых.
Степанов томился около пяти часов в этой компании; нервничал, бегло думал о сотне самых разнообразных вещей, вставлял замечания, смотрел в глаза женщин отыскивающим, откровенным взглядом и нехотя вспоминал о том, что скоро он, как и все, уйдет отсюда, неудовлетворенный и вялый, с жгучей потребностью возбуждения, шума, продолжения какого-то неначавшегося, вечного праздника. Нервы томительно напряглись, в ушах звенело, и временами яркая, тяжелая роскошь старинной залы казалась отчетливым до болезненности, тревожным и красочным полусном.
Когда закрыли буфет и Степанов, с тремя женщинами и двумя мужчинами, вошел сюда, чувство досадного недоумения поднялось в нем ленивым, издевающимся вопросом "зачем?". Зачем нужна ему эта ночная, воспламеняющая желания сутолока? Каждый занят собой и ищет в другом только покладистого компаньона, предмет развлечения, работу глаз и ушей. Не уйти ли? Чего ждет он и все эти люди, спаянные бессонной, тоскливой скукой?
Степанов подошел к беллетристу, молча посмотрел в его тусклые, лишенные всякого выражения, глаза и тихо спросил:
Что же теперь делать?
Беллетрист прищурился и, скромно улыбаясь, сказал:
Да ничего. Поскучаем. Этот момент красив. Разве вы не чувствуете?
Красива эта холодная скука, - красива зала, красивы женщины. Чего же еще вам?
Лицо его приняло выражение обычного довольства всем, что он говорит и делает. Степанов хотел сказать, что этого мало, что этот красивый дом и женщины - не его, но, подумав, сел в кресло и приготовился слушать.
В холодную тишину зала ударились звонкие, мягко повторяемые аккорды.
Играла Лидия Зауэр, томная блондинка, с холодным взглядом, резким голосом и удивительно нежным, особенно в свете ламп, цветом волос.
Лицо ее, освещенное сверху вниз бронзовым канделябром, мерно колебалось в такт музыке, совсем спокойное и чужое звукам рояля. Степанов закрыл глаза, долго вслушивался и, уловив, наконец, мелодию, перестал думать. Музыка волновала его, оставляя одно общее впечатление близости невозможной, плененной ласки, случайного обещания, нежной злости к невидимому, но прекрасному существу. Открыв глаза, Степанов понял, что
Зауэр перестала играть.
Когда музыка прекращается, - сказал он, присаживаясь поближе к черноволосой курсистке, - мне кажется, что все ушли и я остался один.
Да, - рассеянно согласилась девушка, как-то одновременно улыбаясь и
Степанову и беллетристу, сидевшему с другой стороны. Весь вечер она заметно кокетничала с обоими, и эта бесцельная игра женщины ревниво раздражала
Степанова. Временами ему хотелось грубо подойти к ней и прямо спросить:
"Чего ты хочешь?" Но вопрос гаснул, напряженное равнодушие сменяло остроту мысли, и снова продолжалась игра глаз, взглядов, улыбок и фраз.
Когда Зауэр, поднявшись из-за рояля, подошла к кучке умолкших, потускневших от бессонной ночи людей, всем показалось, что она скажет что-то, засмеется или предложит идти домой. Но женщина села молча, медленно улыбаясь глазами, и замерла. Молчание становилось тягостным.
Чего все ждут? - уронила маленькая артистка, сидевшая рядом с
Лидией. - Клуб закрывается... ехать сегодня, по-видимому, некуда. А все ждут чего-то. Чего, а?
Ждут, что женщины начнут целовать мужчин и признаются им в любви, -
засмеялся студент. - Мы слабы и нерешительны. Женщины! Освободитесь от предрассудков!
Масляная, осторожная улыбка приподняла его верхнюю губу, обнажив ряд белых зубов. Никто не засмеялся. Артистка, размышляя о чем-то, поправила волосы, Лидия Зауэр механически посмотрела на говорившего, и ее розовое, холодное лицо стало совсем чужим. Студент продолжал:
Здесь почти темно, настроение падает, и я предлагаю зажечь электричество. Зажгите, господа, электричество!
Никакое электричество не поможет вам увидеть себя, - съязвил
Степанов, делая мистическое лицо.
Студент, вспомнив свою некрасивую, отталкивающую наружность, понял и отпарировал:
Да здравствует общество трезвости!
От шутки, фальшиво брошенной в унылую тишину душ, стало еще скучнее.
Три женских лица, слабо озаренные упавшими через тусклый паркет лучами зажженного канделябра, три разных - как разные цветы - лица, настойчиво, безмолвно требовали тонкого сверкающего разговора, непринужденного остроумия, изысканности и силы удачно сказанных, уверенно верным тоном звучащих фраз.
Но мужчины, сидевшие с ними, бессильно стыли в мертвенном ожидании чего-то, не зависящего от их усилий и воли, что властно стало бы в их сердцах и сделало их - не ими, а новыми, с ясной, кипучей кровью, дерзостью мгновенных желаний и звонким словом, выходящим легко, как утренний пар полей. Утомленные и оцепеневшие в раздражающей, бесплодной смене все новых и новых впечатлений, они сидели, перебрасываясь редкими фразами, тайно обнажающими ленивый сон мысли, усталость и отчужденность.
Беллетрист, помолчав минут пять, пробасил:
В данный момент где-нибудь на другой половине земного шара начался день. Тропическое солнце стоит в зените и льет кипящую, золотую смолу.
Пальмы, араукарии, бананы... а здесь...
А здесь? - Артистка перевела свои сосредоточенно-кроткие глаза с кончиков туфель на беллетриста. - Продолжайте, вы так хорошо начали...
M-м... здесь... - Беллетрист запнулся. - Здесь - мы - люди полуночной страны и полуночных переживаний. Люди реальных снов, грез и мифов. Меня интересует, собственно говоря, контраст. То, что здесь -
стремление, т.е. краски, стихийная сила жизни, бред знойной страсти - там, под волшебным кругом экватора, и есть сама жизнь, действительность...
Наоборот - желания тех смуглых людей юга - наша смерть, духовное уничтожение и, может быть, - скотство.
Позвольте, - сказал Степанов, - конечно, интеллект их ленив... но разве вы ни в грош не ставите органическую цельность здоровой психики и красоту примитива?
- "Двадцать во-о-семь!" - донесся из угловой залы голос крупье, и тотчас же кто-то, поперхнувшись от жадности, крикнул глухим вздохом:
"Довольно!"
Да! - ненатурально взвинчиваясь, продолжал беллетрист, - мы, северяне, люди крыльев, крылатых слов и порывов, крылатого мозга и крылатых сердец. Мы - прообраз грядущего. Мы бесконечно сильны, сильны сверхъестественной чуткостью наших организаций, творческим, коллективным пожаром целой страны...
Степанов смотрел на студента и беллетриста и точно теперь только увидел их впалые лбы, неврастенически сдавленные виски, испитые лица, провалившиеся глаза и редкие волосы. Курсистка Антонова пристально смотрела на беллетриста, женским чутьем угадывая льстящее ей желание мужчины понравиться недурной женщине. Артистка невинно переводила глаза с одного лица на другое, делая вид, что все ей понятно и что сама она тоже принадлежит к крылатой северной породе людей.
И все остальные, сознавая насильно, чужими словами проникшую в их голову мысль о величии и ценности человека, задерживались на ней гордым утверждением, выраженным в коротком, слепом звуке "я", безотчетно думая, что только их жизнь таит в себе лучи будущих озарений, силы и мощи. Об этом говорили самодовольно застывшие взгляды и упрямо чуть-чуть склоненные головы. И холодно, странно, чуждо светилось между ними лицо Лидии Зауэр.
Беллетрист, поверив в свою искренность, говорил еще много и раздраженно о людях, потом незаметно перешел на себя и окончательно заинтересовал курсистку Антонову. Страстно, всю жизнь лелеемая ложь о себе давалась ему легко. Все слушали. И каждому хотелось так же сказочно, похоже на правду, рассказать о себе.
Потом беллетрист смолк, закурил папиросу, рассчитанно задумался и стал смотреть невидящим взглядом на бронзовый узор двери. Прошла минута, и вдруг отчетливый, грудной женский голос пропел мягким речитативом:
По синим волнам океана,
Чуть звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
Не гнутся высокие мачты,
На них паруса не шумят...
Лидия, - сказал Степанов, когда женщина осторожно остановилась. -
Это не моя музыка, - сказала Зауэр, и ее маленькие, розовые уши чуть покраснели, - но я буду дальше... если не скучно...
Браво, браво, браво! - зачастил, словно залаял студент. - Ну же, дорогая Лидия, не мучьте!
Розовое, холодное лицо вдумчиво напряглось, и снова в томительной тишине зала, усиливаясь и звеня, поплыло великое о великом:
Но спят усачи-гренадеры -
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодной России,
Под знойным песком пирамид.
Тяжелый холод чужой хлынувшей силы сдавил грудь Степанова. Он неподвижно сидел и думал, как мало нужно для того, чтобы серая фигура в исторической треуголке, с руками, скрещенными на груди, и пристальным огнем глаз ожила в столетней пропасти времени... две-три строки, музыкальная фраза...
И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Иные ему изменили
Через мгновение он увлекся и, зараженный сам стихийной, трагической жизнью царственно погибшего человека, почувствовал, как защекотала горло невысказанная, умиленная благодарность живого к мертвому; смешное и трогательное волнение гуся, когда из-за досок птичника слышит он падающее с высоты курлыканье перелетных бродяг, бежит, хромая, и валится на распластанные, ожиревшие крылья в осеннюю, больную траву.
Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И падают горькие слезы
Из глаз на холодный песок...
И, по мере того, как стихотворение подходило к концу, лица становились натянутыми, упрямыми, притворно скучающими. А Лидия Зауэр думала, по-видимому, не о них и не о том, в чьем образе неразрывно сплетено золото императорских орлов с грозной музыкой Марсельезы. Глаза ее оставались покойными, слегка влажными и холодными: человека стихийной силы здесь не было. Но в голосе ее так же, как в своей душе, Степанов чувствовал незримые руки мольбы, протянутые к плоской равнине жизни и к вечно витающему, вспыхивая редкими воплощениями, призраку человека.
Розовое лицо смолкло; тонкие, неторопливые пальцы стали поправлять волосы - обычное движение женщины, думающей о мыслях других людей. Кто-то встал, зажег электричество и сел на прежнее место.
Но лучше бы он не делал этого, потому что в безжалостном свете раскаленной проволоки еще жалче и бессильнее было его лицо маленькой твари, сожженной бесплодной мечтой о силе и красоте.
Александр Грин - Воздушный корабль , читать текст
См. также Грин Александр - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :
Вокруг света
I Последние десять миль, отделявшие торжествующего Жиля от шумного Зур...
Волшебное безобразие
Этот город был переполнен людьми, за каждым из которых числилась одна,...
«Воздушный корабль» Михаил Лермонтов
(Из Цедлица)
По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча в открытые люки
Чугунные пушки глядят.Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем;
Но скалы, и тайные мели,
И бури ему нипочем.Есть остров на том океане -
Пустынный и мрачный гранит;
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог.И в час его грустной кончины,
В полночь, как свершается год,
К высокому берегу тихо
Воздушный корабль пристает.Из гроба тогда император,
Очнувшись, является вдруг;
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идет и к рулю он садится
И быстро пускается в путь.Несется он к Франции милой,
Где славу оставил и трон,
Оставил наследника-сына
И старую гвардию он.И только что землю родную
Завидит во мраке ночном,
Опять его сердце трепещет
И очи пылают огнем.На берег большими шагами
Он смело и прямо идет,
Соратников громко он кличет
И маршалов грозно зовет.Но спят усачи-гренадеры -
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодным России,
Под знойным песком пирамид.И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою.И, топнув о землю ногою,
Сердито он взад и вперед
По тихому берегу ходит,
И снова он громко зовет:Зовет он любезного сына,
Опору в превратной судьбе;
Ему обещает полмира,
А Францию только себе.Но в цвете надежды и силы
Угас его царственный сын,
И долго, его поджидая,
Стоит император один -Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И капают горькие слезы
Из глаз на холодный песок,Потом на корабль свой волшебный,
Главу опустивши на грудь,
Идет и, махнувши рукою,
В обратный пускается путь.
Анализ стихотворения Лермонтова «Воздушный корабль»
Март 1840 года, по всей вероятности, был для Михаила Юрьевича Лермонтова (1814– 1841)временем неприятным. Вокруг только начинала оживать природа, а поэт вынужден сидеть взаперти, поскольку на тот момент он находился под арестом из-за дуэли с сыном французского посла Э. де Барантом. Чтобы отвлечься, Лермонтов принялся переводить балладу немецкого автора Й. К. фон Цедлица «Призрачный корабль» 1832 года.
Нужно отметить, что выбор стихотворения был довольно смел. Оригинал произведения повествует о мрачной судьбе Наполеона Бонапарта. Хотя Михаил Юрьевич и опустил многочисленные зловещие детали, характерные для немецкого мистического романтизма, образ императора приобрёл привлекательные черты. Персонажу, созданному пером молодого русского поэта, хочется сопереживать благодаря эффектным и выразительным эпитетам. Вот как рисует Лермонтов фигуру опального полководца:
Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идет и к рулю он садится
И быстро пускается в путь.
Герой произведения – призрак с острова Святой Елены. Но в его смутных очертаниях читатель легко может узнать облик некогда гордого императора Наполеона:
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.
Отношение поэта прослеживается по следующим выражениям: «в час его грустной кончины», «его сердце трепещет», «капают горькие слёзы». Создаётся впечатление, что автор если не симпатизирует персонажу, то явно сочувствует тоске мертвеца, который безуспешно взывает к своим близким и соотечественникам.
Вновь встречается фраза «Главу опустивши на грудь». Этот рефрен усиливает тягостное ощущение от образа героя. Он словно подчёркивает безысходность его положения. Что бы призрак не делал, его ожидает только пустота, с которой он смиряется, покорно опуская голову.
Это стихотворение состоит из 18 четверостиший. Рифму можно назвать перекрёстной, но чаще первая строка не рифмуется с третьей, а совпадает с ней по типу окончания (женская рифма). Однако за счёт изысканного размера – амфибрахия – стихотворение звучит очень стройно и гармонично.
Интересен выбор произведения. За Михаилом Юрьевичем закрепилась слава человека, который не упускает возможность привлечь к себе внимание какой-нибудь остротой. Но не думается, что поэт нарочно избрал недавнего врага России в качестве лирического героя, чтобы разозлить соотечественников. Представляется, что описывая страдания неприкаянной души Наполеона, поэт отразил собственное одиночество, и образ призрака является метафорой на личность самого автора.
В стихотворении Михаила Юрьевича Лермонтова «Воздушный корабль» рассказывается о волшебном корабле-призраке, который ежегодно в день смерти великого полководца и императора Наполеона причаливает к берегам острова Святой Елены, где он нашёл свой последний приют.
Печальный одинокий корабль, ни кем не управляемый, преодолевая бури и штормы, мчится к острову, к могиле отверженного и забытого императора. Когда корабль причаливает к берегу, из гроба поднимается великий монарх, в своём военном сюртуке и знаменитой треуголке. Он всходит на палубу корабля, и отправляется к милым берегам любимой Франции, страны, для процветания и независимости которой император отдал всю свою жизнь.
Прибыв к родным берегам, он сходит на землю. Полководец начинает громко призывать к себе свою гвардию, но никто не слышит монарха, молчат все его соратники. Не ведает великий император, что некоторые его предали, продав честь и достоинство, а некоторые давно сложили свои головы на полях сражений.
Тогда, в тоске, Наполеон начинает взывать к своему любимому сыну, обещает ему полмира, лишь бы он пришёл. Но и сын не может исполнить волю монарха, его уже нет в живых. Тяжело вздыхая и проливая слёзы на песчаный берег Франции, император ещё долго стоит в одиночестве, так никого и не дождавшись.
И только когда начинается рассвет, император вновь поднимается на борт волшебного корабля-призрака и отправляется в обратный путь, где он вновь будет лежать в могиле до следующего года.
«Воздушный корабль» это одно из самых трагичных произведений великого поэта, вызывающее грусть и скорбь читателя. Стихотворение заставляет с уважением и почитанием относиться к великому человеку, отвергнутого своей процветающей страной, ради счастья которой император жил и воевал.
Картинка или рисунок Воздушный корабль
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Осеева Сыновья
Три соседки стояли у колодца и набирали воду. Рядом сидел старичок, он слушал разговор, который завязался между ними. Женщины обсуждали своих сыновей. Первая расхваливала своего сына,
- Краткое содержание Лесков Лев старца Герасима
Поучительная история о богатом и успешном старике Герасиме, который после болезни раздал все свои богатства нуждающимся и отправился в пустыню. Именно в пустыне, он осознал насколько неправильно, он проживал свою жизнь. Поселился Герасим в небольшой норе
- Краткое содержание Книжный вор Зузак
Главный рассказчик в произведении – Смерть. Персонаж ужасно устал от своей работы, поскольку начинается Вторая мировая война и работы действительно много. Смерть пристально наблюдает за жизнью Лизель.
- Краткое содержание Погодин Дубравка
На берегу Черного моря, среди живописных гор, живет девочка-подросток с красивым и необычным именем Дубравка. Она отличается насмешливостью, независимостью, безрассудной смелостью.
- Краткое содержание Всадник без головы Майн Рид
1865 год. Томас Майн Рид пишет роман «Всадник без головы». В основу произведения легли истории, произошедшие с автором в Америке. Главное, что сюжет касается героев, которые живут в 50-х.г.г. девятнадцатого века на территории Техаса.
(Из Зейдлица)
По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча в открытые люки
Чугунные пушки глядят.
Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем;
Но скалы и тайные мели,
И бури ему нипочем.
Есть остров на том океане –
Пустынный и мрачный гранит;
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.
Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог.
И в час его грустной кончины,
В полночь, как свершается год,
К высокому берегу тихо
Воздушный корабль пристает.
Из гроба тогда император,
Очнувшись, является вдруг;
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.
Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идет и к рулю он садится
И быстро пускается в путь.
Несется он к Франции милой,
Где славу оставил и трон,
Оставил наследника-сына
И старую гвардию он.
И только что землю родную
Завидит во мраке ночном,
Опять его сердце трепещет
И очи пылают огнем.
На берег большими шагами
Он смело и прямо идет,
Соратников громко он кличет
И маршалов грозно зовет.
Но спят усачи-гренадеры –
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодной России,
Под знойным песком пирамид.
И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою.
И топнув о землю ногою,
Сердито он взад и вперед
По тихому берегу ходит,
И снова он громко зовет:
Зовет он любезного сына,
Опору в превратной судьбе;
Ему обещает полмира,
А Францию только себе.
Но в цвете надежды и силы
Угас его царственный сын,
И долго, его поджидая,
Стоит император один –
Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И капают горькие слезы
Из глаз на холодный песок,
Потом на корабль свой волшебный,
Главу опустивши на грудь,
Идет и, махнувши рукою,
В обратный пускается путь.
Написано в марте 1840 г., когда Лермонтов находился под арестом за дуэль с Барантом. В. Г. Белинский в письме В. П. Боткину от 15 марта писал, что Лермонтов, которого он навестил в ордонанс-гаузе, «читает Гофмана, переводит Зейдлица и не унывает» (Белинский, т. XI, с. 496).
Стихотворение является свободным переложением баллады австрийского поэта-романтика Й. К. Цедлица «Geisterschiff» («Корабль призраков»). Лермонтов значительно сократил подлинник и внес в текст сюжетные изменения.
В строфах 7 и 12 отразилось знакомство поэта с другой балладой того же автора «Die nächtliche Heerschau» («Ночной смотр») (в 1836 г. ее перевел В. А. Жуковский). В лирике Лермонтова есть несколько стихотворений, посвященных Наполеону (два стихотворения, имеющих одинаковое название «Наполеон», а также «Эпитафия Наполеона», «Св. Елена», «Последнее новоселье»).