Освещение миссионерской деятельности апостола андрея первозванного в российской церковно-исторической науке. Хождение апостола Андрея «из грек в варяги». Дунайский след О хождении апостола андрея на русь

Повесть временных лет

Время чтения: более часа

, « Русская земля »

О славянах

О Кие

О хазарах

О названии «Русская земля». 852–862 гг.

Вот где впервые начинает употребляться название «Русская земля»: тогдашняя византийская летопись упоминает о походе некоей руси на Царьград. Но земля еще разделена: варяги берут дань с северных племен, в том числе с новгородских словен, а хазары берут дань с южных племен, в том числе с полян.

Северные племена изгоняют варягов за Балтийское море, перестают давать им дань и пытаются управлять собой сами, но не имеют общего свода законов и оттого втягиваются в междоусобицы, ведут войну на самоуничтожение. Наконец они договариваются между собой: «Поищем себе единого князя, но вне нас, чтобы он управлял нами, а судил бы, исходя из права». Эстонская чудь, новгородские словены, славяне-кривичи и угро-финская весь посылают своих представителей за море к другим варягам, племя которых зовется «русь». Это такое же обычное название, как и названия других народностей - «шведы», «норманны», «англичане». А предлагают руси перечисленные четыре племени следующее: «Наша земля велика пространством и богата хлебом, но в ней нет государственного устроения. Идите к нам княжить и управлять». Берутся за дело три брата со своими семействами, забирают с собой всю русь и прибывают (на новое место): старший из братьев - Рюрик - садится княжить в Новгороде (у словен), второй брат - Синеус - в Белозерске (у веси), а третий брат - Трувор - в Изборске (у кривичей). Через два года Синеус и Трувор умирают, всю власть сосредоточивает Рюрик, который раздает города в управление своим варягам-руси. От всех тех варягов-руси и возникает название (новому государству) - «Русская земля».

О судьбе Аскольда и Дира. 862–882 гг.

У Рюрика служат два боярина - Аскольд и Дир. Они вовсе не родственники Рюрику, поэтому они отпрашиваются у него (на службу) в Царьград вместе со своими семействами. Плывут они по Днепру и видят городок на холме: «Чей это городок?» Жители им отвечают: «Жили три брата - Кий, Щек, Хорив, - которые построили этот городок, да померли. А мы сидим здесь без правителя, платим дань родичам братьев - хазарам». Тут Аскольд и Дир решают остаться в Киеве, набирают много варягов и начинают править землей полян. А Рюрик княжит в Новгороде.

Аскольд и Дир идут войной на Византию, двести их кораблей осаждают Царьград. Стоит тихая погода, и море спокойно. Византийский царь с патриархом молятся об избавлении от безбожной руси и с пением обмакивают в море ризу святой Богородицы. И вдруг поднимаются буря, ветер, встают огромные волны. Русские корабли сметает, приносит к берегу и разбивает. Мало кому из руси удается спастись и вернуться домой.

Между тем умирает Рюрик. У Рюрика есть сын Игорь, но он еще совсем маленький. Поэтому перед смертью Рюрик передает княжение своему родственнику Олегу. Олег с большим войском, в которое входят варяги, чудь, словены, весь, кривичи, захватывает один за другим южные города. Он подходит к Киеву, узнает о том, что Аскольд и Дир незаконно княжат. И прячет своих воинов в ладьях, подплывает к пристани с Игорем на руках и посылает к Аскольду и Диру приглашение: «Я купец. Плывем в Византию, а подчиняемся Олегу и княжичу Игорю. Придите к нам, своим родственникам». (Аскольд и Дир обязаны посетить прибывшего Игоря, потому что по закону они продолжают подчиняться Рюрику и, следовательно, его сыну Игорю; да и Олег прельщает их, называя их своими младшими родственниками; кроме того, интересно посмотреть, какие товары везет купец.) Аскольд и Дир приходят к ладье. Тут из ладьи выскакивают спрятанные воины. Выносят Игоря. Начинается суд. Олег изобличает Аскольда и Дира: «Вы - не князья, даже не из княжеского рода, А я - княжеского рода. А вот сын Рюрика». И Аскольда и Дира убивают (как самозванцев).

О смерти Игоря. 913–945 гг.

После смерти Олега наконец начинает княжить неудачливый Игорь, который хотя уже и стал взрослым, но ходил в подчинении у Олега.

Как только умирает Олег, деревляне затворяются от Игоря. Игорь идет на деревлян и налагает на них дань больше Олеговой.

Затем Игорь идет походом на Царьград, имея десять тысяч кораблей. Однако греки со своих ладей через особые трубы принимаются метать горящий состав на русские ладьи. Русские от пламени пожаров прыгают в море, пытаясь уплыть. Спасшиеся возвращаются домой и повествуют о страшном чуде: «У греков есть что-то вроде молнии с небес, ее они пускают и сжигают нас».

Игорь долго собирает новое войско, не брезгуя даже печенегами, и снова идет на Византию, желая отомстить за свой позор. Его корабли прямо-таки покрывают море. Византийский царь посылает к Игорю знатнейших своих бояр: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег. Еще и прибавлю к той дани». Игорь, доплыв еще всего лишь до Дуная, созывает дружину и начинает советоваться. Опасливая дружина заявляет: «А чего нам больше нужно - сражаться не будем, а золото, серебро и шелка получим. Кто его знает, кто одолеет - мы ли, они ли. Что, кто-то с морем договорится? Ведь не по земле проходим, а над глубиной морской, - общая смерть всем». Игорь идет на поводу у дружины, берет у греков золото и шелка на всех воинов, поворачивает назад и возвращается в Киев.

Но жадная дружина Игоря досаждает князю: «Слуги даже твоего воеводы разоделись, а мы, княжеская дружина, голые. Пойди-ка, князь, с нами за данью. И ты добудешь, и мы». И снова Игорь идет на поводу у дружины, отправляется за данью к деревлянам, притом произвольно увеличивает дань, а дружина творит и иное насилие деревлянам. С собранной данью Игорь направляется было к Киеву, но после некоторого размышления, желая большего, чем ему удалось собрать для себя, обращается к дружине: «Вы со своей данью возвращайтесь домой, а я вернусь к деревлянам, пособираю себе еще». И с малым остатком дружины поворачивает назад. Деревляне узнают об этом и совещаются с Малом, своим князем: «Раз повадился волк к овцам, то вырежет все стадо, если не убить его. Так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». И посылают к Игорю: «Это ты зачем идешь опять? Ведь взял всю дань». Но их-то как раз не слушается Игорь. Тогда, собравшись, деревляне выходят из города Искоростеня и легко убивают Игоря и его дружину - люди Мала с малым числом людей имеют дело. И погребают Игоря где-то под Искоростенем.

О мести Ольги. 945–946 гг.

Еще при жизни Олега Игорю привезли жену из Пскова, по имени Ольга. После убийства Игоря Ольга остается одна в Киеве с малышом своим Святославом. Деревляне строят планы: «Раз убили русского князя, то его жену Ольгу выдадим замуж за нашего князя Мала, а со Святославом поступим, как нам захочется». И посылают деревляне ладью с двадцатью своими знатными людьми к Ольге, и те приплывают к Киеву. Ольге сообщают о том, что неожиданно прибыли деревляне. Умная Ольга принимает деревлян в каменном тереме: «Добро пожаловать, гости». Деревляне невежливо отвечают: «Да уж, пожаловали, княгиня». Ольга продолжает церемонию приема послов: «Скажите, зачем пришли сюда?» Деревляне грубо выкладывают: «Послала нас независимая Деревлянская земля, постановив следующее. Мрка твоего мы убили, потому что твой муж, как голодный волк, все хапал и грабил. Наши же князья богаты, они сделали зажиточной Деревлянскую землю. Так что идти тебе за нашего князя Мала». Ольга отвечает: «Уж так нравится мне, как вы говорите. Мужа моего не воскресить. Потому особенные почести вам я воздам с утра в присутствии моих людей. Сейчас вы идите и для грядущего величания лягте в своей ладье. Утром я пришлю людей за вами, а вы скажите: «Не поедем на конях, не поедем на возах, не пойдем пешком, но понесите нас в ладье». И отпускает Ольга деревлян лечь в ладью (таким образом становящуюся для них похоронной ладьей), велит выкопать огромную и отвесную могильную яму на дворе перед теремом. Утром Ольга, сидя в тереме, посылает за этими гостями. Приходят к деревлянам киевляне: «Зовет вас Ольга, дабы оказать вам самую великую честь». Деревляне говорят: «Не поедем на конях, не поедем на возах, не пойдем пешком, но понесите нас в ладье». И киевляне несут их в ладье, деревляне гордо сидят, подбоченившиеся и нарядные. Приносят их к Ольге на двор и вместе с ладьею сбрасывают в яму. Ольга приникает к яме и осведомляется: «Достойная ли вам оказана честь?» Деревляне только теперь догадываются: «Наша смерть позорнее Игоревой смерти». И Ольга повелевает засыпать их живыми. И их засыпают.

Теперь же Ольга шлет требование к деревлянам: «Если вы меня просите соответственно брачным правилам, то пришлите самых знатных людей, чтобы я с великой честью шла замуж за вашего князя. Иначе меня не пустят киевляне». Деревляне избирают самых знатных людей, которые правят Деревлянской землей, и посылают за Ольгой. Сваты являются, и Ольга по гостевому обычаю сначала посылает их в баньку (снова с мстительной двусмысленностью), предлагая им: «Обмойтесь и явитесь передо мной». Нагревают баню, деревляне влезают в нее и, как только они начинают обмывать себя (как мертвецов), баню запирают. Ольга велит поджечь ее, прежде всего от дверей, и деревляне сгорают все (ведь мертвецов, по обычаю, сжигали).

Ольга извещает деревлян: «Уже отправляюсь к вам. Приготовьте много хмельных медов в городе, гды вы убили моего мужа (Ольга не хочет произносить название ненавистного ей города). Я должна сотворить плач над его могилой и тризну по своему мужу». Свозят деревляне много меда и варят. Ольга с малой дружиной, как положено невесте, налегке, приходит на могилу, совершает оплакивание своего мужа, велит своим людям насыпать высокую могильную насыпь и, в точности следуя обычаям, лишь после того как заканчивают насыпать, распоряжается творить тризну. Садятся деревляне пить. Ольга велит своим слугам ухаживать за деревлянами. Спрашивают деревляне: «А где наша дружина, которую посылали за тобой?» Ольга двусмысленно отвечает: «Идут сзади меня с дружиною моего мужа» (второй смысл: «Следуют без меня с дружиною моего мужа», то есть и те и другие убиты). Когда перепиваются деревляне, Ольга велит своим слугам пить за деревлян (поминать их как мертвых и тем завершить тризну). Ольга удаляется, повелев своей дружине сечь деревлян (игрище, завершающее тризну). Иссечены пять тысяч деревлян.

Ольга возвращается в Киев, собирает много воинов, идет на Деревлянскую землю и побеждает деревлян, выступивших против нее. Оставшиеся деревляне затворяются в Искоростене, и целое лето Ольга не может взять город. Тогда она начинает уговаривать защитников города: «До чего досидитесь? Все ваши города сдались мне, дают дань, возделывают свои земли и нивы. А вы умрете от голода, не давая дани». Деревляне признаются: «Рады бы давать только дань, но ведь ты будешь еще мстить за своего мужа». Ольга коварно заверяет: «Я уже отомстила за позор своего мужа и уже не буду мстить. Дань с вас я возьму помалу (дань возьму по князю Малу, то есть лишу независимости). Сейчас у вас нет ни меду, ни меха, оттого прошу у вас мало (не дам вам выйти из города за медом и мехами, но прошу у вас князя Мала). Дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья, я не возложу на вас тяжкую дань, как мой муж, потому прошу у вас мало (князя Мала). Вы изнемогли в осаде, отчего и прошу у вас мало (князя Мала). Замирюсь с вами и пойду» (то ли назад в Киев, то ли снова на деревлян). Деревляне радуются, собирают от двора по три голубя и по три воробья и посылают к Ольге. Ольга успокаивает деревлян, прибывших к ней с подарком: «Вот вы уже и покорились мне. Идите-ка в город. Утром я отступлю от города (Искоростеня) и пойду в город (то ли в Киев, то ли в Искоростень)». Деревляне радостно возвращаются в город, сообщают людям слова Ольги, как они их поняли, и те радуются. Ольга же раздает каждому из воинов по голубю или по воробью, велит к каждому голубю или воробью привязывать трут, обертывать его маленьким платком и заматывать ниткой. Когда начинает смеркаться, расчетливая Ольга велит воинам пустить голубей и воробьев с подожженными трутами. Голуби и воробьи летят в свои городские гнезда, голуби - в голубятни, воробьи - под стрехи. Оттого загораются голубятни, клети, сараи, сеновалы. Нет двора, где не горит. А погасить пожар невозможно, так как горят все деревянные дворы сразу. Деревляне выбегают из города, а Ольга приказывает своим воинам хватать их. Берет город и полностью сжигает его, старейшин захватывает, прочих же людей часть убивает, часть отдает в рабство своим воинам, на оставшихся деревлян возлагает тяжкую дань и идет по всей Деревлянской земле, устанавливая повинности и налоги.

О крещении Руси. 980–988 гг.

Владимир был сыном Святослава и всего лишь Ольгиной ключницы. Однако после гибели его более знатных братьев Владимир начинает княжить в Киеве один. На холме около княжеского дворца он ставит языческие идолы: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симарьгла и Мокошь. Им приносят жертвы, приводя своих сыновей и дочерей. Сам Владимир охвачен похотью: помимо четырех жен у него триста наложниц в Вышгороде, триста - в Белгороде, двести - в сельце Берестове. Он ненасытен в блуде: приводит к себе и замужних женщин, растлевает девиц.

Приходят к Владимиру волжские булгары-магометане и предлагают: «Ты, о князь, мудр и разумен, но неведомо тебе цельное вероучение. Прими нашу веру и почитай Магомета». Владимир спрашивает: «А каковы обычаи вашей веры?» Магометане отвечают: «Веруем в одного бога. Магомет же нас учит тайные члены обрезать, свинину не есть, вино не пить. Блуд же творить можно по-всякому. После смерти каждому магометанину Магомет даст по семидесяти красавиц, самой красивой из них дабавит красоту остальных - вот такой будет жена у каждого. А кто на этом свете убог, тот и там таков». Владимиру сладко слушать магометан, потому что он и сам любит женщин и многий блуд. Но вот что ему не нравится - обрезанье членов и неяденье свиного маяса. А насчет запрета на винное питье Владимир высказывается так: «Веселье Руси - пить, не можем без того жить». Потом приходят из Рима посланники папы римского: «Поклоняемся одному Богу, который сотворил небо, землю, звезды, месяц и все живое, а ваши боги - просто деревяшки». Владимир спрашивает: «А у вас какие запреты?» Они отвечают: «Кто что ест или пьет - все во славу Божию». Но Владимир отказывает: «Пошли вон, ибо наши отцы такого не признавали». Приходят хазары иудейской веры: «Веруем в единого бога Авраамова, Исаакова, Иаковлева». Владимир интересуется: «Где ж это ваша главная земля?» Они отвечают: «В Иерусалиме». Владимир ехидно переспрашивает: «Там ли?» Иудеи оправдываются: «Разгневался бог на наших отцов и рассеял нас по разным странам». Владимир возмущается: «Что же вы других учите, а сами отвергнуты богом и рассеяны? Может быть, и нам предлагаете такую судьбу?»

После этого греки присылают некоего философа, который долго пересказывает Владимиру Ветхий и Новый завет, показывает Владимиру занавес, на котором нарисован Страшный суд, справа праведники радостно восходят в рай, слева грешники бредут к адским мукам. Жизнелюбивый Владимир вздыхает: «Хорошо тем, кто справа; горько тем, кто слева». Философ призывает: «Тогда крестись». Однако Владимир откладывает: «Подожду еще немного». С почетом спроваживает философа и созывает своих бояр: «Что умного скажете?» Бояре советуют: «Пошли послов разузнать, кто как внешне служит своему богу». Владимир посылает десятерых достойных и умных: «Идите сначала к поволжским болгарам, потом посмотрите у немцев, а оттуда идите к грекам». После путешествия возвращаются посланные, и снова созывает Владимир бояр: «Послушаем, что расскажут». Посланные отчитываются: «Мы видели, что болгары в мечети стоят без пояса; поклонятся и сядут; глядят то туда, то сюда, как бешеные; нет радостного в их службе, только печаль и сильный смрад; так что нехороша их вера Потом видели немцев, совершающих в храмах множество служб, но красоты в этих службах не увидели никакой. А вот когда греки привели нас туда, где они служат своему Богу, то мы растерялись - на небе мы или на земле, ибо нигде на земле нет зрелища такой красоты, которую мы не можем и описать. Служба у греков - лучшая из всех». Бояре добавляют: «Будь плохой греческая вера, то ее бы не приняла твоя бабушка Ольга, а она была мудрее всех наших людей». Владимир нерешительно спрашивает: «А где крещенье примем?» Бояре отвечают: «Да где хочешь».

И проходит год, но Владимир все еще не крестится, а неожиданно идет на греческий город Корсунь (в Крыму), осаждает его и, воззрев на небо, обещает: «Если возьму, то крещусь». Владимир берет город, однако опять не крестится, но в поисках дальнейших выгод требует у византийских царей-соправителей: «Ваш славный Корсунь взял. Слышал, что есть у вас сестра девица. Если не отдадите ее замуж за меня, то сотворю Царьграду то же, что Корсуню». Цари отвечают: «Не положено христианок выдавать замуж за язычников. Крестись, тогда пошлем сестру». Владимир настаивает: «Сначала пришлите сестру, а пришедшие с нею крестят меня». Цари присылают в Корсунь сестру, сановников и священников. Корсуняне встречают греческую царицу и препровождают ее в палату. В это время у Владимира заболевают глаза, он ничего не видит, очень переживает, но не знает, что делать. Тогда царица понуждает Владимира: «Если хочешь избавиться от этой болезни, то немедленно крестись. Если нет, то не отделаешься от болезни». Владимир восклицает: «Ну, если это будет правдой, то христианскому Богу поистине быть самым великим». И велит себя крестить. Корсунский епископ с царицыными попами крестят его в церкви, которая стоит посреди Корсуня, где рынок. Как только епископ возлагает руку на Владимира, тот сразу прозревает и ведет царицу на брак. Многие из дружины Владимира тоже крестятся.

Владимир с царицей и корсунскими попами въезжает в Киев, тут же велит ниспровергнуть идолов, одних изрубить, других спалить, Перуна же велит привязать коню к хвосту и волочить к реке, а двенадцать мужчин заставляет дубасить его палками. Сбрасывают Перуна в Днепр, и Владимир приказывает специально приставленным людям: «Если где пристанет, отпихивайте его палками, пока не пронесет его через пороги». И приказанное исполняют. А язычники оплакивают Перуна.

Затем Владимир рассылает по всему Киеву объявляющих от его имени: «Богатого или бедного, даже нищего или невольника, - того, кто с утра не окажется на реке, буду считать своим врагом». Люди идут и рассуждают: «Если бы это не на пользу было, то не приняли бы крещения князь и бояре». Утром Владимир с царицыными и с корсунскими попами выходит на Днепр. Народу собирается бесчисленно много. Часть вступает в воду и стоит: одни - до шеи, другие - по грудь, дети - у самого берега, младенцев - держат на руках. Непоместившиеся бродят в ожидании (или: крещеные же стоят на броду). Попы на берегу молитвы творят. После крещения люди расходятся по своим домам.

Владимир велит по городам строить церкви на тех местах, где раньше стояли идолы, и на крещение приводить людей по всем городам и селам, начинает собирать детей у своей знати и отдавать в ученье книгам. Матери же таких детей плачут о них, словно о мертвых.

Повесть временных лет

Время чтения: более часа

Вот свидетельства прошедших годов о том , когда впервые упоминается и от чего происходит название « Русская земля » и кто раньше начинает княжить в Киеве, - об этом поведем рассказ.

О славянах

После потопа и смерти Ноя три его сына делят между собой Землю и договариваются не преступать во владения друг друга. Бросают жребий. Иафету достаются северные и западные страны. Но человечество на Земле еще едино и на поле около Вавилона больше 40 лет строит столп до небес. Однако Бог недоволен, он сильным ветром рушит недоконченный столп и рассеивает людей по Земле, разделяя их на 72 народа. От одного из них и происходят славяне, которые живут во владениях уже потомков Иафета. Потом славяне приходят на Дунай, а оттуда расходятся по землям. Славяне мирно оседают по Днепру и получают названия: одни - полян, потому что живут в поле, другие - деревлян, потому что сидят в лесах. Поляне сравнительно с другими племенами кротки и тихи, они стыдливы перед своими снохами, сестрами, матерями и свекровями, а, например, деревляне живут скотски: убивают друг друга, едят всякую нечистоту, не знают брака, но, набросившись, умыкают девиц.

О путешествии апостола Андрея

Святой апостол Андрей, учащий христианской вере народы по побережью Черного моря, приходит в Крым и узнает о Днепре, что недалеко его устье, и плывет вверх по Днепру. На ночлег он останавливается под пустынными холмами на берегу, а утром взирает на них и обращается к окружающим его ученикам: «Видите холмы сии?» И прорицает: «На этих холмах воссияет благодать Божья - возникнет великий город и будет воздвигнуто много церквей». И апостол, устраивая целую церемонию, восходит на холмы, благословляет их, ставит крест и молится Богу. На этом месте позднее, действительно, появится Киев.

Апостол Андрей возвращается в Рим и рассказывает римлянам, что в земле словен, где потом построят Новгород, ежедневно происходит нечто странное: стоят строения деревянные, а не каменные, но словены накаляют их огнем, не боясь пожара, стаскивают с себя одежду и предстают совсем голыми, не заботясь о приличиях, обливаются квасом, притом квасом из белены (одурманивающим), начинают полосовать себя гибкими ветками и до того себя добивают, что вылезают еле живы, а вдобавок окатывают себя ледяной водой - и вдруг оживают. Слыша это, римляне изумляются, зачем словены сами себя мучат. И Андрей, знающий, что так словены «хвощутся», разъясняет загадку недогадливым римлянам: «Это же омовенье, а не мученье».

О Кие

В земле полян обитают три брата, каждый со своим семейством сидит на своем приднепровском холме. Первого брата зовут Кий, второго - Щек, третьего - Хорив. Братья создают город, называют его Киев по имени старшего брата и живут в нем. А около города стоит лес, в котором поляне ловят зверей. Кий едет в Царьград, где византийскии царь оказывает ему великую честь. Из Царьграда Кий приходит к Дунаю, ему нравится одно место, где он строит маленький городок по прозванью Киевец. Но осесть там ему не дают местные жители. Кий возвращается в свой законный Киев, где достойно завершает свою жизнь. Щек и Хорив тоже тут умирают.

О хазарах

После смерти братьев натыкается на полян хазарский отряд и требует: «Платите нам дань». Поляне советуются и дают от каждой избы по мечу. Хазарские воины приносят это к своему князю и старейшинам и хвалятся: «Вот, собрали какую-то новую дань». Старейшины спрашивают: «Откуда?» Воины, очевидно, не зная, как зовут племя, давшее им дань, отвечают только: «Собрали в лесу, на холмах, над рекой Днепр». Старейшины спрашивают: «Что же это вам дали?» Воины, не зная и названия принесенных вещей, молча показывают мечи. Но опытные старейшины, догадавшись о значении загадочной дани, предсказывают князю: «Зловещая дань, о князь. Мы ее заполучили саблями, оружием, острым с одной стороны, а у этих данников - мечи, оружие обоюдоострое. Они-то и станут брать дань с нас». Это предсказание сбудется, русские князья завладеют хазарами.

Миссионерские труды святого апостола Андрея Первозванного традиционно привлекали пристальное внимание российских историков. И это вполне понятно. Ведь, по крайней мере, с конца XI века на Руси существует предание о посещении ее святым Андреем, благословившим Киевские горы и предсказавшим будущую славу христианства в Русской земле. Практически все российские ученые, оставившие систематические труды по истории Русской Православной Церкви, в той или иной мере занимались анализом указанного предания. При этом рассмотрение столь узкого и специального вопроса побудило исследователей тщательно изучить весь комплекс сохранившихся источников о миссионерской деятельности святого апостола. Мы попытаемся представить краткий обзор суждений по этому вопросу, высказывавшихся в российской церковной науке.

Однако, прежде всего, следует напомнить само летописное сказание, породившее продолжающуюся и по сей день дискуссию.

В составе «Повести временных лет» – древнейшего отечественного летописного памятника – сохранилось сказание о посещении Руси святым апостолом Андреем. Согласно этому сказанию святой апостол после проповеди в Синопе пришел в Корсунь (Херсонес), откуда решил идти в Рим. Он поднялся на север по Днепру и остановился на Киевских горах. Святой Андрей благословил место будущей столицы Руси и водрузил здесь крест. Затем он двинулся далее вверх по Днепру и достиг пределов Новгородской земли. В Новгороде он увидел местный обычай парится в бане и сечь при этом друг друга молодыми прутьями. Отсюда апостол Андрей пошел в землю варягов, а из нее в Рим, где и рассказал римлянам о чудных обычаях новгородцев .

Первым церковным историком, попытавшимся осмыслить это сказание с научной точки зрения, был Московский митрополит Платон (Левшин). В своей «Краткой российской церковной истории» (1805), изложив летописное сказание, он ставит ряд вопросов, на которые надлежит ответить исследователям. Во-первых, митрополит Платон считал необходимым выяснить, существовал ли в апостольские времена обычай воздвигать кресты. Во-вторых, можно ли согласовать «с важностию и с богодухновенным апостолов просвещением» сообщение о новгородских банях. В-третьих, необходимо выяснить, из каких греческих источников могло быть заимствовано внесенное в русскую летопись предание. При этом сам митрополит Платон отмечал, что нигде в византийских источниках нет упоминания о тех событиях, которые описаны в «Повести временных лет» . Таким образом, владыка Платон, прямо не отвергая сказание о путешествии апостола Андрея в Русскую землю, высказал ряд соображений, ставящих это предание под сомнение.

Иначе отнесся к летописному сказанию митрополит Макарий (Булгаков), автор 12-томной «Истории Русской Церкви». В 1846 году, еще будучи архимандритом, он издал монографию «История христианства в России до равноапостольного князя Владимира». Первая глава книги посвящена рассмотрению вопроса о проповеди святого апостола Андрея «в странах наших». Здесь автор анализирует, прежде всего, греческие письменные источники о проповеди апостола Андрея. Он обращает внимание на «Церковную историю» Евсевия Кесарийского, в 1-й главе 3-й книги которой со ссылкой на Оригена сообщается, что апостолу Андрею по жребию выпало идти проповедовать в Скифию. Сопоставляя это свидетельство с сообщением, приписываемым Ипполиту Римскому, митрополит Макарий делает вывод, что здесь имеется в виду так называемая Малая Скифия, то есть та Скифия, «которая, начинаясь от гор Балканских, шла к устьям Дуная и простиралась за Дунаем в пределах нашего отечества» . Исходя из этого, митрополит Макарий считает вполне вероятным путешествие святого Андрея не только по побережью Черного моря, но и «во внутреннейших областях нашего отечества» . Тем самым он фактически признает историчность русского летописного повествования, однако оговаривается, что в нем все же «есть небольшая странность», касающаяся рассказа о новгородских банях. «Но это необходимый нарост и прикраса, – пишет владыка, – без которых не может обойтись самое достоверное предание, сохраняющееся целые века в устах народа; эта странность касается предмета совсем стороннего в повествовании, ее можно выбросить, можно изменить и еще более увеличить, а основа повествования о путешествии Первозванного в России останется неприкосновенною» .

Современник митрополита Макария архиепископ Филарет (Гумилевский) в 1-м томе своей «Истории Русской Церкви» (1847) также анализирует (хоть и весьма кратко) упомянутое летописное сказание. Он обращает внимание на то, что преподобный Нестор (которого он считал автором первоначальной русской летописи) в житии Бориса и Глеба сообщает, что «страна Русская… не слыхала ни от кого слова о Господе нашем Иисусе Христе; не ходили к ним (к руссам) апостолы; ни кем не проповедано для них слово Божие» . Владыка Филарет полагал, что сказание о посещении Руси апостолом Андреем было написано преподобным Нестором после жития Бориса и Глеба. К этому времени до летописца дошло (вероятно, из Корсуня) «известие о посещении ап. Андреем гор киевских». Преподобный Нестор передал это известие лишь как частное мнение (в «Повести временных лет» сказание снабжено оговоркой: «якоже реша»). К тому же летописец не утверждает, что «при апостолах семя слова Божия дало плоды на почве Киевской Руси» . Таким образом, архиепископ Филарет отнесся к летописному сказанию весьма скептически. Свое отрицательное отношение к суждениям по этому вопросу митрополита Макария владыка Филарет высказывал и в частной переписке. Так, в одном из писем к А. В. Горскому он писал, что отец Макарий забавляет читателя «водянистыми рассказами без мысли и силы и пустыми догадками о проповеди ап. Андрея славянам» .

С особо уничижительной критикой летописного сказания выступил академик Е. Е. Голубинский. В 1-й части 1-го тома своей «Истории Русской Церкви» (1880) он заявил, что источником преданий об апостоле Андрее являются «честолюбие и тщеславие наших предков» . Евгений Евсигнеевич полагал, что святому апостолу просто незачем было подниматься по Днепру до Киевских гор, поскольку здесь не к кому было обращаться с проповедью. «В век апостолов, – пишет Голубинский, – страна наша представляла из себя находившуюся за пределами известного мира неведомую и исполненную всевозможных ужасов пустыню. Зачем бы пошел в эту неведомую пустыню апостол Андрей? …Он не мог иметь никакой надежды утвердить сколько-нибудь прочным образом христианство в совершенно разобщенной с остальным миром варварской и населенной Бог знает кем стране: для чего же предпринимал бы он в нее путешествие? Не для того же, в самом деле, чтобы ставить кресты на необитаемых горах или наблюдать такие обычаи, как паренье в банях» .

Кроме того, академик Голубинский подчеркивал, что совершенно невероятным является путь, которым апостол Андрей хотел дойти до Рима. Отправить апостола из Корсуня в Рим через Киев и Новгород, по мнению Евгения Евсигнеевича, это все равно, что «посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Одессу» . Голубинский усматривает основания для составления сказания в греческих преданиях о посещении апостолом Андреем Скифии (то есть Северного Причерноморья). Русский летописец, чтобы возвеличить свое Отечество, произвольно продолжил путь апостола до Киева и Новгорода. А чтобы оправдать отсутствие плодов апостольской миссии, летописец подчеркнул, что в Киев святой Андрей зашел «мимоходом», по пути в Рим .

С конца 1870-х годов появляется ряд публикаций, существенно скорректировавших постановку анализируемого вопроса в российской науке. Это было связано с появлением критических изданий апокрифических сказаний об апостолах. Среди этих памятников было и несколько текстов, посвященных святому Андрею. Прежде всего, это «Деяния апостолов Андрея и Матфея в стране антропофагов», «Деяния святых апостолов Петра и Андрея» и «Деяние и мучение святого апостола Андрея». Эти памятники поставили перед исследователями проблему отношения к агиографическим текстам, вышедшим из гностической среды. Традиционно такие тексты отвергаются Церковью, поскольку в них содержатся доктринальные положения, несогласуемые с церковным преданием. Специально анализом этой проблемы занимался академик В. Г. Васильевский. В своей обстоятельной статье, впервые увидевшей свет в «Журнале Министерства народного просвещения» в 1877 году , он обратил внимание на то, что большинство средневековых церковных писателей держались того мнения, что существовали древние сказания о миссионерских путешествиях апостолов, которые впоследствии были искажены еретиками. Поэтому общим было убеждение в относительной исторической достоверности апокрифических памятников. Васильевский вполне разделяет эту точку зрения: «Что позднейшие, более подробные повествования о путешествиях апостола Андрея, замечающиеся в памятниках византийской литературы VIII и следующих веков, находятся в зависимости от апокрифических источников, это не подлежит сомнению и давно признано; но очень возможно, что и некоторые из первоначальных кратких сведений у церковных писателей более раннего времени ведут свое начало из того же источника» . Чрезвычайно важным представляется высказанное здесь В. Г. Васильевским предположение, что церковные писатели, сообщавшие краткие сведения об апостолах (имеются в виду, конечно же, Ориген и Евсевий Кесарийский), заимствовали эти сведения из более древних апокрифических источников.

Васильевский показал, что на Руси имели хождение некоторые памятники, посвященные святым апостолам, которые не дошли до нас. Возможно какой-то из них и послужил основой для создания летописного сказания . Васильевский также опубликовал (в русском переводе) и исследовал два письма византийского императора Михаила VII Дуки к киевскому князю Всеволоду Ярославичу . Оба письма были написаны в 70-е годы XI века. В одном из них император, ссылаясь на достоверные духовные книги, говорит: «Наши государства оба имеют один некий источник и корень… одно и то же спасительное слово было распространено в обоих… одни и те же самовидцы Божественного таинства и его вестники провозгласили в них слово Евангелия» . Академик Васильевский считает эти слова указанием на предание о проповеди апостола Андрея как в Византии, так и в Русской земле. По мнению ученого, цитированное письмо дает основания полагать, что сказание, помещенное в «Повести временных лет» не было выдумкой местного книжника, а происходило из Греции, хотя сегодня и нельзя указать конкретный его источник .

Линию, намеченную В. Г. Васильевским, продолжил С. П. Петровский. В своем исследовании, увидевшем свет в 1897–1898 годах в «Записках Императорского Одесского общества истории и древностей», он рассматривает редакции и переводы апокрифических сказаний о деяниях апостольских на разные языки (эфиопский, коптский, сирийский) и выявляет эволюцию этих текстов на протяжении веков. Петровский показывает, что самые ранние редакции апокрифических памятников восходят к I–II векам. Например, «Деяния апостолов Андрея и Матфея в стране антропофагов» и «Деяния апостолов Андрея и Петра» написаны в 1-й половине II века. Таким образом, эти источники древнее кратких сведений, содержащихся в сочинениях Оригена. Исследователь также высказал предположение, что апокрифические сказания фиксируют традицию, сложившуюся в местах проповеди апостолов. Для подтверждения этого тезиса он предпринял анализ встречающихся в текстах имен собственных и пришел к следующему выводу: «Анализ собственных имен, сохраненных апокрифическими сказаниями об апостоле Андрее и его сотрудниках устанавливает, что географические пункты, встречающиеся в этих сказаниях, не вымышлены, а действительны; что личные имена, отмеченные в этих сказаниях, не фиктивны, а представляют разночтения и переделки собственных имен, которые носили разные исторические лица древности; что сюжеты из религиозной, политической и общественной жизни, приводимые апокрифами, частью вероятны, частью верны исторически» .

Таким образом, исследования В. Г. Васильевского и С. П. Петровского, во-первых, показали ценность апокрифической литературы как исторического источника, а во-вторых, отталкиваясь от ее анализа, подтвердили вероятность путешествия апостола Андрея в Северное Причерноморье.

Вопрос об отношении к апокрифам как к историческому источнику рассматривал и известный российский ученый профессор В. В. Болотов. Его вывод вполне сходен с суждениями Василевского и Петровского. «Гностические писатели, – говорит Василий Васильевич, – если только могли, говорили правду» . По его мнению, в апокрифах вполне можно видеть остатки исторического предания. Впрочем, специально вопросом о пребывании апостола Андрее на Руси профессор Болотов не занимался.

В 1888 году в «Трудах Киевской духовной академии» появилась статья И. И. Малышевского, посвященная анализу летописного сказания о путешествии апостола Андрея в Русскую землю . Особый интерес представляет 2-я часть статьи, в которой автор высказывает ряд суждений о предполагаемом времени и обстоятельствах формирования предания, попавшего в «Повесть временных лет». Малышевский, прежде всего, обращает внимание на то, что предание о пребывании апостола Андрея на Руси не встречается в более ранних отечественных памятниках. В них можно видеть даже прямое несогласие с этим преданием. Например, митрополит Иларион Киевский в «Слове о законе и благодати» прямо говорит о том, что Русская земля не видела апостолов. Предание также не согласуется с более древними частями летописи (житием Бориса и Глеба). Отсюда первый вывод Малышевского: указанное предание «есть позднейшая вставка» в начальную летопись . Далее он показывает, что это предание, скорее всего, не имело прямого письменного источника. «Сказание, – пишет Малышевский, – должно быть признано плодом собственного домысла или творчества русской христианской мысли личного или коллективного» . При этом сказание, видимо, имеет определенные основания в греческих источниках, которые почти единогласно признают древнюю Скифию местом проповеди святого Андрея.

Малышевский подчеркивает, что мысль о путешествии в Рим варяжким путем могла возникнуть только на Руси, что косвенно подтверждает местное происхождение предания. По мнению исследователя, сказание об апостоле Андрее внесено в летопись с целью возвысить Русскую землю. Именно поэтому святой Андрей странным образом решает идти в Рим, миновав Грецию. А появление в сказании явно апокрифического рассказа о новгородских банях следует интерпретировать как попытку возвысить Киев над Новгородом.

Малышевский полагает, что предание сформировалось на Руси в годы правления киевского князя Всеволода Ярославича (1078–1095). Оно косвенно засвидетельствовано в письме императора Михаила VII Дуки, на него указывает и появление именно в это время на Руси первых храмов в честь святого Андрея (в 1086 году в Киеве и в 1089 году в Переславле). Однако, по мнению Малышевского, литературное оформление это предание получило лишь в XII веке в годы правления митрополита Климента Смолятича (1147–1155) при великом князе Изяславе Мстиславиче, когда мысль об апостольском предызбрании Киева служила обоснованием прав Киевской митрополии на независимое от Константинополя бытие. При этом Малышевский специально подчеркивает, что предание не могло быть внесено в летопись позднее середины XII века, так как оно сохранилось практически во всех изводах начальной летописи (кроме Новгородского). Вполне очевидно, что сказание попало в отечественные хроники еще тогда, когда «продолжалась Киевская летопись как общая летопись всей Руси, когда летописание наше еще не очень расходилось на местные ветви, что наступило лишь во второй половине XII в.» .

В 1907 году А. В. Карташев в журнале «Христианское чтение» опубликовал статью «Был ли апостол Андрей на Руси?» Позже она была включена в его «Очерки по истории Русской Церкви» . Ученый излагает практически все высказывавшиеся в отечественной науке XIX века точки зрения по этому вопросу и делает достаточно оригинальный вывод. Антон Владимирович признает вполне достоверным факт проповеди апостола Андрея в Грузии и Абхазии, а возможно и в Крыму, то есть в пределах будущего Российского государства. «Но если бы даже ап. Андрей и не дошел физически в своих апостольских трудах до границ нашей земли, – пишет далее Карташев, – то это не меняет сути дела… Жребий, выпавший каждому апостолу, и составил его, так сказать, географический удел на карте распространения христианства… От Иерусалима как бы мысленно проведены радиусы, и заключенные между ними секторы круга составили уделы апостольства, превышающие по своим вселенским размерам силы и срок жизни человека». Таким образом, независимо от того, куда дошел с проповедью святой Андрей, он остается небесным покровителем выпавшего ему удела. А в этот удел, несомненно, входит Русская земля . Вполне очевидно, что при таком подходе проблема историчности анализируемого летописного сказания фактически снимается.

В советское время проблема интерпретации предания о посещении Киева святым апостолом Андреем в науке не ставилась. Впрочем, и в эти годы появилось несколько специальных публикаций, посвященных летописному сказанию . Однако в них этот сюжет рассматривался исключительно как литературный памятник, историчность же изложенных в нем событий a priori отрицалась. Возврат к обсуждению проблематики, связанной с анализируемым преданием, отмечается в российской исторической науке лишь в 1990-е годы. Из появившихся в последнее десятилетие ушедшего века публикаций, посвященных интересующей нас теме, следует выделить, прежде всего, статью С. А. Беляева, помещенную в качестве введения в I томе переизданной «Истории» митрополита Макария (Булгакова) . Автор дает здесь достаточно полный обзор мнений, высказанных как в дореволюционной, так и в советской исторической науке. При этом С. А. Беляев специально останавливается на разборе тех возражений, которые в свое время выдвинул против достоверности летописного сказания академик Е. Е. Голубинский. Используя данные, полученные в ХХ веке советскими археологами, Беляев убедительно доказывает, что «край, куда направлялся апостол Андрей, не представлял из себя пустыню, а был давно освоен и обжит». Также автор подчеркивает, что казавшийся Голубинскому странным путь из Крыма в Рим через Киев и Новгород, действительно существовал: «направление этого пути, его начало и конец, вопросы охраны путников в дороге, организация путешествий хорошо разработаны западными исследователями на основании письменных источников и огромного материала, добытого путем раскопок» . Беляев солидаризируется с митрополитом Макарием, признавая историчность факта путешествия апостола Андрея не только по берегу Черного моря, но и во внутренних территориях будущей Киевской Руси.

В 2000 году вышел в свет вводный том «Православной энциклопедии». Он посвящен истории Русской Православной Церкви. Вопрос о пребывании в Русской земле святого апостола Андрея освещается здесь в специальном разделе . Авторы (архимандрит Макарий (Веретенников) и И. С. Чичуров) признают, что «греческая и особенно древнерусская традиции преданий об ап. Андрее изучены пока недостаточно». Поэтому «прояснение конкретно-исторической основы повествований об апостоле» на данном этапе признается «невозможным» . Тем не менее авторы прослеживают позднеантичную и древнерусскую традиции о хождениях святого Андрея и показывают, что она свидетельствует о проповеди святого апостола в Причерноморье. Приводя летописное сказание о посещении апостолом Андреем Киева, авторы еще раз подчеркивают, что «вопрос об источниках летописного предания сложен и недостаточно изучен» . Особо интересным представляется указание авторов на существование разных вариантов сказания об апостоле Андрее в русском Прологе. Сохранилось более 1000 списков этого памятника, которые также остаются недостаточно изученными.

В 2001 году во II томе «Православной энциклопедии» опубликована статья «Андрей Первозванный» . Авторы (А. Ю. Виноградов, М. Сургуладзе, Т. В. Анохина, О. В. Лосева), анализируя раннехристианскую и византийскую письменность, посвященную святому Андрею, отмечают наличие в ней двух традиций. Первая восходит ко II веку и зафиксирована в указанных выше апокрифических памятниках. Вторая восходит, по крайней мере, к первой половине III века и зафиксирована в «Толковании на Бытие» Оригена. В более позднее время на основании обеих традиций (в результате их переработки) создавались канонические жития апостола Андрея. Из последних наиболее широко распространилось «Житие Андрея», написанное между 815 и 843 годами Епифанием Монахом. На этот памятник опирались все последующие авторы, писавшие об апостоле Андрее (Никита Давид Пафлагон, Симеон Метафраст). Византийская традиция была воспринята и развита в Грузии и на Руси. Авторы достаточно подробно прослеживают историю почитания апостола Андрея в России, уходя при этом от ответа на вопрос об историчности сказания, содержащегося в «Повести временных лет». Впрочем на карте «Миссионерские путешествия апостола Андрея Первозванного», помещенной на с. 371, путешествие святого апостола из Херсонеса в Киев и Новгород не обозначено.

Подводя итого нашему краткому обзору, можно констатировать, что миссионерская деятельность апостола Андрея Первозванного была и остается одним из постоянных сюжетов в российской исторической науке. Хотя внимание исследователей всегда, главным образом, было направлено на решение вполне конкретного вопроса об отношении к древнему летописному сказанию, тем не менее в работах ряда ученых был затронут более широкий круг вопросов, решение которых имеет принципиальное значение для церковно-исторической науки как таковой.

Итак, ни один исторический источник не подтверждает существования торгового пути «из варяг в греки». Получается, что апостол Андрей — единственный известный исторический персонаж, который проделал знаменитый маршрут из конца в конец. Но так ли это? Неужели апостол и в самом деле предпринял путешествие из Херсонеса в Рим через Новгород-на-Волхове?

Давайте еще раз вернемся к первым страницам «Повести временных лет» и внимательно прочитаем то, что там написано:
«И бе путь из варяг в греки и из грек до Днепру и верх Днепра волок до Ловати, и по Ловати внити в Илмерь озеро великое; из него же озера потечет Волхов и втечет в озеро великое Нево; и того озера внидет устье в море Варяжское; и по тому морю внити даже и до Рима... А Днепр втечет в Понтеское [Черное] море треми жерелы [устьями], иже море слывет Руское, по нему же учил апостол Андрей, брат Петров...».

Из приморского малоазийского города Синопа Андрей приходит в крымскую Корсунь (Херсонес Таврический). Здесь, узнав, что рядом находится устье Днепра, он довольно неожиданно «всхоте поити в Рим». Случайно («по приключаю») апостол останавливается на ночлег на берегу Днепра, где позже суждено было возникнуть Киеву. «Заутра встав», он пророчествует своим ученикам о будущем величии Киева, осененного Божией благодатью, поднимается на «горы сия», благословляет их и воздвигает на этом месте крест. Затем он продолжает свой путь до Новгорода, где становится изумленным свидетелем банного самоистязания новгородцев: «…како ся моют и хвощутся... едва вылезуть еле живы; и обольются водою студеною, и тако оживут; и тако творят по вся дни, не мучимые никемже, но сами ся мучают...». Добравшись до Рима, он рассказывает об этом поразившем его обычае, и римляне «слышавше дивляхуся». После этого апостол без всяких приключений возвращается в Синоп.

Мы остановиться на легендарности известий о пребывании апостола Андрея в Скифии и уж тем более в северных областях Русской земли. Но и без этих соображений сказание о хождении Андрея на Русь смущало исследователей, в том числе историков Церкви, прежде всего своей очевидной нелепостью с точки зрения географии. «Посылать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем, — писал Е. Е. Голубинский, — есть одно и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Архангельск» (Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М., 1880, Т. 1. С. 4 ).

Прояснить этот вопрос помогает одна деталь в древнейших текстах сказания, где Днепр наперекор географии втекает в Черное море тремя устьями («жерелами»). Должное внимание к себе со стороны историков она привлекла относительно недавно. «Факт этот в высшей степени примечателен, — замечает А. Л. Никитин, — поскольку исключает возможность отнести его на счет ошибочной правки редакторов и переписчиков, ибо реальный Днепр в исторически обозримое (голоценовое) время неизменно впадал в Черное море одним устьем с Южным Бугом, образуя общий Буго-Днепровский лиман. Последнее обстоятельство было хорошо известно на Руси и даже заставило монаха Лаврентия в процессе переписки текста ПВЛ (имеется в виду Лаврентьевский список «Повести временных лет». — С. Ц .) соответственно изменить «тремя жерелы» (Ипатьевского списка. — С. Ц. )... на «жерелом»... Наоборот, у Дуная, при столь же неизменном наличии семи рукавов дельты, по традиции указываются только три важнейшие — Килийское, Сулинское и св. Георгия» (Никитин А. Л. Основания русской истории. М., 2000. С. 131 ).

Из этого любопытного наблюдения ученый делает вывод, что «перед нами яркий пример укоренения на русской историографической почве уже существовавшего произведения, обладавшего, кроме агиографического, еще и географическим содержанием — указанием на традиционный путь «из варяг в греки» по Дунаю, который русским летописцем был перенесен на Днепр, исказив историко-географическую перспективу и внеся смятение в умы позднейших исследователей» (Там же, с. 133-134 ).

Иначе говоря, в основе русского сказания о хождении Андрея по Днепру и Волхову лежит более древнее сказание о хождении апостола по Дунаю.

К такому неожиданному заключению есть все основания.

В эпоху Римской империи основной торговый путь, связывавший европейские Восток и Запад, Север и Юг, пролегал вдоль Дуная. Торговые караваны двигались по нему посуху, придерживаясь дунайского «лимеса» (пограничной линии крепостей на правобережье Дуная, соединенных между собой превосходными мощеными дорогами), ибо люди античности вообще предпочитали сухопутные путешествия превратностям плавания, на которое они отваживались только в случае крайней необходимости.

Массовые варварские вторжения на Балканы во времена Великого переселения народов сделали этот путь небезопасным, а оседание на дунайских берегах славян и тюрок-булгар и вовсе перекрыло на добрых два столетия всякое сообщение между Константинополем и Римом. Ситуация стала меняться только в 60 - 70-х гг. IX в. в связи с крещением Болгарского царства и Великоморавского княжества. Христианский мир с восторгом воспринял восстановление древней магистрали, связующей обе бывших части империи. Письмо папы Николая I к реймскому архиепископу Хинкмару, относящееся к этому времени, полно восхвалений Божественной милости, благодаря которой снова стало возможным сообщение между Римом и Византией. С не меньшим энтузиазмом обсуждалась эта новость в Константинополе.

Торговые пути в средневековой Европе

Знание этих историко-географических реалий второй половины IX в. позволяет понять, что заставило апостола Андрея из русского сказания предпринять никак не мотивированное и противоречащее здравому смыслу путешествие из Корсуни в Рим через Варяжское море. На самом деле летописец всего лишь перелицевал на русский лад какую-то легенду о путешествии Андрея из Византии в Рим по Дунаю, возникшую под впечатлением, так сказать, географического воссоединения Восточной и Западной церквей.

Непосредственным источником, откуда автор русского сказания почерпнул идею об отождествлении Дуная с Днепром, с известной долей вероятия, могло быть одно сочинение из круга «андреевской» литературы «О двенадцати апостолах: где каждый из них проповедовал и где скончался», в котором среди земель, исхоженных апостолом Андреем, указана придунайская Фракия. Дело в том, что в древности на Галлиполийском полуострове находился еще один Херсонес (Фракийский), и имеются все основания предполагать, что именно этот, а не крымский, Херсонес фигурировал в первоначальном варианте сказания.

Но сама первоначальная легенда о путешествии Андрея по Дунаю в Рим, легшая в основу русского сказания, возникла, скорее всего, не у греков, а у славян Подунавья. На это указывает редкий термин, сохранившийся в Лаврентьевском списке «Повести временных лет», — «квас уснияный», которым новгородцы, по словам апостола, обливались в бане. Слово «уснияный» имеет соответствия только в словенском (usnje) и старочешском (usne) языках в значении кожа, сыворотка, употребляемая при обработке кож, или, может быть, щелок (Панченко А. М. О русской истории и культуре. СПб., 2000. С. 403-404 ). Таким образом, в приложении к банной жидкости оно обозначает дубильный квас (Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975. С. 82 ), а облитые им «новгородцы» русского сказания претерпевают неожиданную метаморфозу, превращаясь в дунайских мораван.

Все эти обстоятельства дают возможность указать на ту группу людей, в чьем кругу, скорее всего, зародилось и получило литературное воплощение сказание о хождении апостола Андрея по Дунаю. Это — литературно-ученый кружок «солунских братьев», Константина (Кирилла) и Мефодия. Имеется немало свидетельств тому, что миссионерская деятельность славянских первоучителей воспринималась их ближайшим окружением как прямое продолжение апостольского служения Андрея. Автор канона «первому Христову слу (послу, апостолу)» Наум Охридский, один из членов кирилло-мефодиевского кружка, все свое сочинение, по сути, построил на сопоставлении духовного подвига Андрея и равноапостольных братьев.

В связи с этим следует обратить внимание на необычную роль, отведенную апостолу Скифии в русском сказании. Андрей представлен там простым путешественником, наблюдателем чужих обычаев; вся его духовная миссия исчерпывается предсказанием о грядущем процветании христианства в Русской земле. Это странное поведение апостола тревожило древнерусских книжников. Преподобный Иосиф Волоцкий даже открыто ставил вопрос: почему апостол Андрей не проповедовал христианства в Русской земле? И отвечал так: «Возбранен бысть от Святого Духа». Надо полагать, что русское сказание копировало поведение апостола из моравской легенды, которое имело вполне конкретный и ясный смысл. Отказ Андрея от проповеди на берегах Дуная еще теснее связывал апостола с миссионерской деятельностью Константина и Мефодия, которые, таким образом, выступали его духовными наследниками, завершителями его дела. Древнерусский книжник, заимствовавший и переработавший старое моравское предание, неосторожно выронил из него саму его суть, из-за чего хождение Андрея по Русской земле не было напрямую соотнесено с последующей просветительской деятельностью княгини Ольги и князя Владимира.

Но в таком случае, какую же цель преследовал автор русского сказания? Думается, что ответ на этот вопрос кроется в эпизоде с «банным мытьем». Вряд ли он присутствовал в моравской легенде о хождении Андрея по Дунаю. Возможно, рассказ о славянской бане, всегда приводившей в изумление иностранцев, содержался в отчете «солунских братьев» об их моравской миссии. Существование такого документа, представленного ими Ватикану или Константинопольскому патриархату, можно предполагать с большой долей вероятия: именно оттуда должен был перекочевать в нашу летопись «уснияный квас»; не исключено также, что в этом отчете фигурировал какой-нибудь среднедунайский Новгород. (В связи с этим предположением обращаю внимание читателя на область в современной Венгрии — Ноград, лежащую в настоящем «банном» окружении: Рудабанья, Цинобаня, Ловинобаня, Банска-Бистрица, Банска-Штьявница, Татабанья. Похоже, что здешние «новгородцы» были известны, как отчаянные парильщики, или, точнее, любители горячих ванн, так как названия данных городов, скорее всего, связаны с наличием в этих местах горячих источников — «бань»). Во всяком случае, Житие Константина и Мефодия свидетельствует, что во время почти двухлетнего пребывания в Риме братьям неоднократно приходилось рассказывать об обычаях крещенных ими народов любознательным римлянам, реакцию которых на услышанное запечатлело русское сказание: «и се слышавше дивляхуся». Но трудно указать причины, которые могли бы побудить составителей моравского сказания о хождении Андрея соединить банный эпизод с именем апостола. Их слияние, скорее всего, произошло уже в русской версии сказания. Причем нельзя не заметить, что летописный рассказ пронизан глубокой иронией. Автор русского сказания явно хотел посмеяться над кем-то. Конечно, объектом насмешки не мог быть апостол. Тогда кто?

Эпизод с новгородскими банями имеет бросающуюся в глаза параллель с «банным анекдотом» из «Истории Ливонии» Дионисия Фабрициуса (XVI в.). Речь там идет об одном забавном происшествии, будто бы имевшем место в XIII в. в католической обители в Фалькенау под Дерптом. Местные монахи потребовали у папы увеличить причитающееся им содержание, так как, по их словам, они столь ревностно служили Господу, что изнуряли себя «сверхзаконными» аскетическими упражнениями, не предусмотренными уставом. Из Рима в Фалькенау отправился посол, чтобы разузнать, в чем дело. Прибыв на место, он стал очевидцем того, как монахи, во одоление плотских страстей, запирались в помещении, где в страшной жаре хлестали себя прутьями, а потом окатывались ледяной водой. Итальянец нашел, что такой образ жизни невозможен и неслыхан между людьми. По его докладу папа приплатил нечто монастырю.

Взятая вне исторического контекста, эта история выглядит просто веселым фаблио, плодом ренессансного остроумия. Но легковерие посла-итальянца, а заодно и папы, становится понятным, если вспомнить, что XIII в. был эпохой расцвета движения флагеллантов, «бичующихся» (от лат. flagellare — «хлестать, сечь, бить»). Практика флагелланства бытовала в Римской церкви задолго до этого времени. При Карле Великом самоистязанием прославился святой Вильгельм, герцог Аквитанский; в X в. на этом поприще рьяно подвизался святой Ромуальд. Теоретическую основу под эту форму аскетизма подвел в XI в. Петр Дамиани в своем трактате «Похвала бичам». Душеполезность бичевания и самобичевания проистекала из следующих положений: 1) это подражание Христу; 2) деяние для обретения мученического венца; 3) способ умерщвления грешной плоти; 4) способ искупления грехов.

Под влиянием этих наставлений священники и монахи принялись ревностно истязать себя и своих прихожан во славу Божию. Со второй половины XIII в. движение флагеллантов приняло размеры общественного умопомешательства. В 1260 г. в чудодейственную спасительность этого средства уверовали разом десятки, сотни тысяч людей; с этого времени в течение нескольких столетий процессии флагеллантов стали обычным явлением на дорогах Италии, Франции, Германии, Фландрии, Моравии, Венгрии и Польши. Изуверские настроения не затронули только Англию и Русь. Комедия с банным истязанием перед лицом папского посла, рассмотренная под этим углом зрения, приобретает черты скрытого протеста против религиозного фанатизма, одобренного и поддержанного Римом.

И вот тут мы, похоже, приближаемся к разгадке необычного сюжета русского сказания о хождении апостола Андрея. Главный акцент в нем, как легко убедиться, приходится на посещение апостолом новгородских бань и последующий рассказ об этом событии римлянам, причем «римский отчет» Андрея ограничивается одними банями, о великом будущем Киева нет ни слова. Обыгрывание темы «мученья» и «мовенья» выглядит, таким образом, неприкрытой насмешкой, но не над новгородцами, как думали многие исследователи, а над неуместным аскетическим усердием «латынян». А то обстоятельство, что эта насмешка оказывалась вложенной в уста самому апостолу, первому из учеников Христа и старшему брату Петра, подчеркивало превосходство славян, русских над «немцами» и — поскольку обычай в то время был неотделим от обряда — в целом православия над католичеством. Следовательно, русское сказание о хождении апостола Андрея несет в себе ту же смысловую нагрузку, что и многочисленные летописные инвективы против злого «латынского закона».

Для датировки русского сказания небезынтересен тот факт, что в 1233 г. великий князь Владимир Рюрикович изгнал из Киева доминиканцев. Между тем именно этот орден наиболее ревностно придерживался теории и практики флагелланства. Характерно, что и монастырь в Фалькенау, с которым связан «банный анекдот» Фабрициуса, принадлежал доминиканцам.

Таким образом, путем «из грек в варяги» апостола отправил русский книжник, один из редакторов «Повести временных лет», живший, по всей вероятности, во второй трети (после 1233 г.) или даже в конце XIII в. А без хождения на Русь апостола Андрея этот историко-географический фантом испаряется навсегда, словно горячий пар новгородских бань.

Текст ПВЛ, заключающий упоминание о пути "из варяг в греки и из грек" и о "хождении" апостола, вызвал к жизни специальную литературу, поскольку от того или иного его прочтения зависят далеко идущие выводы концептуального характера в трактовке истории древней Руси. К примеру, факт посещения апостолом Андреем территории будущей Руси давал возможность русскому духовенству и князьям отстаивать мысль об изначальной независимости русской Церкви, что освящало и подкрепляло теократические притязания Москвы как "третьего Рима". Не менее важную роль в русской историографии играл и

____________________

4 См. упоминание "верьхнихъ земль (по отношению к Киеву. - А.Н.) и варягъ" в сообщении о событиях 6656/1148 г. [Ип., 369], а также договорную грамоту Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1189-1199 гг. (ГВНП, М.-Л., 1949, с. 56, № 28).

119

сам путь "из варяг в греки", став основой идеи "единой Руси", на самом деле развивавшейся на протяжении IX-X вв. в пределах двух независимых центров - Киева на юге и Новгорода на севере. Уже в новейшее время этот "путь" использовался норма-нистами для доказательства скандинавского влияния на русскую историю, культуру и государственность. Причина заключалась в том, что все исследователи, обращавшиеся к этим сюжетам (т.е. "пути из варяг в греки" и "хождению" апостола), рассматривали их отдельно друг от друга. В результате одни приходили к выводу о безусловной достоверности существования указанного пути по Днепру через Ильмень в Балтийское море, которым должны были пользоваться "варяги", то есть скандинавы, якобы основавшие Русское государство в середине IX в. сначала в Новгороде (Рюрик), а затем перенесшие столицу в Киев (Олег, Игорь); другие же, придя к безусловно правильному выводу о невозможности совершения апостолом в I в. н.э. такого путешествия, свое внимание направляли на выяснение времени и обстоятельств сложения этой легенды на Руси.

Между тем, всё далеко не так просто и однозначно. Чтобы разобраться, какую информацию содержит данный текст, следует выяснить историю его возникновения и понять заложенный в нем смысл, поскольку неправильное прочтение этого источника, используемого в качестве одного из "краеугольных камней" ранней русской истории, порождает искажение всей исторической картины.

Первым, кто обратился к изучению "хождения", был В.Г.Васильевский, установивший, что интерес к апостолу Андрею у византийских церковных писателей наблюдается почему-то во второй половине IX и в начале X вв., поэтому русская легенда, вероятнее всего, происходит из греческой среды 5. Временем ее проникновения на Русь он считал середину или вторую половину XI в. на основании фразы из письма византийского императора Михаила VII Дуки, адресованного, как он полагал, русскому князю Всеволоду Ярославичу, что "наши государства оба имеют один некий источник и корень, и что одно и то же спасительное слово было распространено в обоих, что одни и те же самовидцы божественного таинства (т.е. воскресения. - А.Н.) и вещатели (т.е. апостолы.- А.Н.) провозгласили в них слово Евангелия"б. Однако уже в советское время М.ВЛевченко весьма аргументиро____________________

5 Васильевский В.Г. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян. // Труды, т. 2. СПб., 1909, с. 213-295.

6 Васильевский В.Г. Два письма византийского императора Михаила VII Дуки к Всеволоду Ярославичу. // Труды, т. 2, с. 11.

120____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

вано показал, что письма византийского императора не только не могли быть адресованы русскому князю, но и в них самих не содержится никакого намека на апостола Андрея7.

"Легенда о посещении апостолом Андреем территории будущего Русского государства была введена в ПВЛ для поднятия его престижа", - таким было единодушное мнение всех исследователей, признававших в то же время "баснословие" самого известия. Е.Е.Голубинский, полагая чисто русское происхождение легенды и обращая особое внимание на маршрут апостола, оставленный без рассмотрения В.Г.Васильевским, по этому поводу с иронией писал: "Греческие сказания не давали никакого основания утверждать, чтобы св. Андрей путешествовал в нашу Русь нарочным образом (т.е. специально. - А.Н.); измыслить это помимо сказаний составители Повести (т.е. ПВЛ. - А.Н.) тоже находили слишком невероятным и неправдоподобным. Оставалось измыслить посещение случайное, мимоходное: и вот появилось путешествие из Корсуни в Рим, держанное им через Киев и Новгород. Посылать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем есть одно и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Архангельск; но составители Повести "…" имея недостаточные географические сведения, считали его только немного более длинным, чем прямой путь по морю Средиземному.." 8

Следующее, наиболее обстоятельное исследование данного сюжета было предпринято И.И.Малышевским, однако и оно носило только предварительный характер. Историк подтвердил, что в IX-X вв. в Византии отмечен особый интерес к апостолу Андрею, памятником чего может служить "Похвальное слово апостолу Андрею", принадлежащее перу Никиты Пафлагонского, и что создатель русского "хождения", вероятнее всего, был знаком с трудом Епифания Кипрского, у которого апостол после каждого своего путешествия возвращается в Синоп - также, как это отмечено и в рассказе ПВЛ. Поскольку же ни в одном из житий Андрея не сказано, что он когда-либо посетил Рим, историк полагал, что последнее заимствовано из неизвестных нам "варяжских сказаний", подобно тому как легенда о призвании князей находит соответствие в Англии у Видукинда Корвейского, а "колеса Олега" и "воробьи Ольги" - в исландских сагах 9.

____________________

7 Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М, 1956, с. 407-418.

8 Голубинский Е.Е. История русской Церкви, т. I, первая половина М 1880, с. 4.

9 Малышевский И.И. Сказание о посещении Русской страны св. апостолом Андреем. // Владимирский сборник в память девятисот лет крещения России. Киев, 1888, с. 39.

ПУТЬ "ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ" И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________

121

Из последнего факта Малышевский не делал никаких определенных выводов, однако указывал на бросающуюся в глаза параллель с сюжетом о "новгородских банях". Он же отметил, что накануне строительства церкви Андрея в Переяславле Янка, ставшая игуменьей Андреевского монастыря в Киеве, совершила путешествие в Константинополь и вернулась оттуда с митрополитом Иоанном (скопцом). Эта поездка, по мнению Малышевского, позволяет предположить, что Янка почерпнула легенду об Андрее в византийских церковных кругах, в которых она вращалась. Не повлияла ли легенда и на "банное строительство" Ефрема? В самом деле, почему автор легенды не оставил в памяти апостола, прошедшего по всей будущей Руси, ничего, кроме новгородских бань? Рассуждения исследователей по этому поводу сводились к предположению о желании автора-киевлянина уязвить новгородцев, посмеявшись над ними. Подобное объяснение было справедливо подвергнуто сомнению еще Е.Е.Голубинским, и не только потому, что киевляне мылись так же, как новгородцы. Историк указал на разработку данного сюжета в латиноязычной литературе XVI в.

Некий Дионисий Фабриций, пробст (настоятель) кирхи в Феллине, в изданном им сборнике рассказов из истории Ливонии поместил анекдот, связанный с монахами монастыря Фалькенау под Дерптом (ныне Тарту), сюжет которого восходит к XIII в. В этом фаблио рассказывается, как монахи недавно основанного доминиканского монастыря добивались от Рима денежных субсидий, а просьбу подкрепляли описанием своего аскетического времяпрепровождения: каждый день, собравшись в специально выстроенном помещении, они разжигают печь так сильно, как только можно терпеть жар, после чего раздеваются, хлещут себя прутьями, а затем обливаются ледяной водой. Так они борются с искушающими их плотскими страстями. Из Рима послан был итальянец, чтобы проверить истинность описанного. Во время подобной банной процедуры он едва не отдал Богу душу и поскорее убрался в Рим, засвидетельствовав там истин122____________________

Другими словами, для Среднего Поднепровья и этот этноним ПВЛ оказывается историографическим фантомом, занесенным в летопись чисто литературным путем - из текста в текст.
Подводя итоги рассмотрению этнонимов "поляне", "словене", "русь" и "деревляне" в контексте ПВЛ, можно утверждать, что все они попали в ПВЛ с содержащими их текстами из предшествующих историко-литературных произведений, бытовавших на протяжении двухсот с лишним лет - от начала X в., к какому времени можно отнести возникновение гипотетического «Сказания о грамоте словенской», до первой четверти XII в., и в ряде случаев могут служить надежными «реперами» для определения времени возникновения или переработки того или другого текста. Так можно утверждать, что этноним "поляне", первоначально обозначавший какое-то среднеевропейское славянское племя, связанное с образованием Древнепольского государства, которому оно передало свое имя, уже к концу XI в. стал восприниматься в качестве этнонима обитателей киевского региона на Днепре, что и было закреплено «краеведом-киевлянином» при окончательном сложении ПВЛ.
Нечто схожее произошло и с этнонимом "словене", первоначально обозначавшем в узком смысле словен моравских, а в более широком - всю совокупность западно-славянских племен, в том числе и вендов-ободритов, через которых в ПВЛ была введена фризско-вендская «русь». Судя по всему, история именно этого полиэтнического образования Среднего Поднепровья с

____________________

49 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. I. Пг., 1920, с. 59.

СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________

115

Центром в Киеве и стала предметом предшествующих ПВЛ сводов исторических материалов, которые условно можно назвать «Сказанием о первых князьях русских». При этом использование этнонимов убеждает, что уже к середине XI в., если не ранее, старые племенные названия воспринимались в Киеве на Днепре как анахронизмы, благодаря чему лексема "русь" из этнонима превратилась сначала в термин, обозначающий суперэтнос, а затем стала государственным и территориальным понятием, «покрывающим» в Среднем Поднепровье территории Киевского, Черниговского и Переяславльского княжеств как совокупность земель, контролируемых потомками Владимира и Ярослава50.

____________________

50 Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля».// Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 22-45; Насонов А.Н. «Русская земля»…

116____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ

1

Датированным статьям ПВЛ предшествует так называемое «введение», составленное, как показали в своих работах А.А.Шахматов 1, а затем В.М.Истрин2 и Н.К.Никольский 3, на основе различных сочинений, в первую очередь болгарского перевода хроники Георгия Амартола и хронографа, сходного со списком Софийской Новгородской библиотеки. Кроме того, Шахматов находил здесь остатки гипотетического Начального Киевского свода, который по его стемме предшествовал ПВЛ, отрывки «Сказания о грамоте словенской» и пр. В этом стройном по замыслу изложении о расселении племен, из которых самыми молодыми оказываются «словене», находится текст, обрывающий фразу «полямъ (т.е. полянам. - А.Н.) же живъшим особе по горам сим» сообщением, что «бе путь из варягь въ грекы и из грькъ по Днепру», текст которого я привожу по Ипатьевскому списку ПВЛ [Ип., 6-7] с указанием разночтений в по списку Лаврентьевскому [Л., 7-9].
«И бе путь из варягь в грекы и изъ грекъ по Днепру и верхъ Днепра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити въ Илмерь озеро великое; из него же озера потечеть Волховъ и втечеть въ озеро великое Нево; и того озера внидеть оустье в море Варяское [Варяжьское]; и по тому морю внити доже и до Рима; а от Рима прити по тому же

____________________

1 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908 и др. работы.
2 Истрин В.М. Замечания о начале русского летописания // ИОРЯС т. XXVI, Пг., 1921; т. XXVII, Пг, 1922.
3 Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. Вып. I, Л., 1930. Из более поздних работ см.: Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977.

117

Морю къ Цесарюграду, и от Царяграда прити в Понт море, в неже втечеть Днепръ река».
Здесь текст разорван другой вставкой, в известной степени противоречащей только что приведенной:
«Днепръ бо течеть изъ Оковского леса и потечеть на полудни, а Двина изъ того же леса потечеть и вдеть на полуночье, и внидеть в море Варяское [Варяжьское]; ис того же леса потечеть Волга на въстокъ и вътечеть семьюдесять жерелъ в море Хвалииское [Хвалисьское]; темь же из Руси можеть ити по Волзе в болгары и въ хвалисы, и на въстокъ дойти въ жеребий Симовъ; а по Двине въ варягы, а изъ варягь и до Рима; от Рима же и до племени Хамова;»
Затем следует продолжение первого отрывка, связанное с Днепром, известное в литературе как «Легенда о хождении апостола Андрея»:
«А Днепръ втечеть в Понтеское [Понетьское] море треми жерелы [жереломъ], иже море словеть Руское, по нему же оучилъ святыи апостолъ Андреи, брать Петровъ, якоже ркоша: Андрею оучаще в Синопе и пришедшю ему в Корсунь; оуведе, яко ис Корсуня близъ оустье Дьнепръское, и въсхоте пойти в Римъ; и приде въ оустье Днепръское и оттоле поиде по Днепру горе; и по приключаю приде и ста подъ горами на березе; и заоутра въставъ, рече к сущимъ с нимъ оученикомъ: видите горы сия, яко на сихъ горахъ въсияеть благодать Божия; имать городъ великъ быти, и церкви мьногы имать Богъ въздвигнути; и въшедъ на горя сия, и благослови я, и постави крестъ, и помолився Богу, и слезе съ горы сея, идеже послеже бысть Киевъ, и поиде по Днепру горе; и приде въ словены, идеже ныне Новъгородъ; и виде люди ту сущая, какъ ихъ обычаи и како ся мыють и хвощются, и оудивися имъ; и иде въ варяга; и приде в Римъ, исповеда, елико наоучи и елико виде; и рече имъ: дивно видехъ землю словеньску, идущю ми семо; видехъ бане древяны, и пережьгуть я вельми [рамяно], и сволокутся, и будуть нази, и обольются мытелью [квасомъ оусниянымь], и возмуть [на ся] веникы [прутье младое], и начнуть хвостатись, и того собе добьють, одва вылезуть еле живы; и обольются водою студеною, и тако оживуть; и тако творять по вся дни, не мучими никымже, но сами ся мучать, и [то] творять не мытву [мовенье собе] себе, но [а не] мученье; и се слышавше дивляхуся. Андреи же бывъ в Риме, приде въ Синопию.»

118____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

После такой новеллы следует повторение оборванной фразы - «поляномъ же живущимъ особе…» - развивающейся в связное повествование об этом племени до времен «Михаила цесаря», когда их земля стала называться «руской».
В структуре недатированной части ПВЛ экскурс о путях по рекам из «Оковского леса», оказывается столь же безусловной вставкой, как и рассказ о «хождении» апостола, в данном контексте не имеющий самостоятельного значения и лишь иллюстрирующий путь «из варяг в греки» (на самом деле - «из грек в варяги») по Днепру через Ильмень, Волхов и Ладогу (оз. Нево). Другими словами, здесь можно отметить две последовательных интерполяции в рассказ о полянах, из которых первая вводила рассказ о пути «из варяг в греки», каким прошел в свое время апостол Андрей в Рим по Днепру через землю словен, а вторая, уже сугубо географическая, уточняла первую сообщением об основных водных магистралях северо-запада России. Каждая из них, как можно видеть, отмечала определенный хронологический этап в сложении ПВЛ. Так рассказ о «хождении» по Днепру и посещении «гор Киевских» оказывается опровержением дважды провозглашенного в ПВЛ тезиса, что «зде бо не суть учили апостоли, ни пророци прорекъли… теломъ апостоли суть зде не были», и далее: «зде не суть учения апостольскаа» [Ип., 70 и 102], что вместе с упоминанием «моря Варяжского» позволяет датировать эту вставку не ранее первой половины XII в. В свою очередь, вторая географическая вставка о водных путях указывает путь уже «к варягам», причем не через Ловать - Ильмень - Волхов - Ладогу, а по Западной Двине, которая стала транзитным путем для торговли Смоленска с Ригой, Готским берегом и «варягами» уже в XII в.4
Текст ПВЛ, заключающий упоминание о пути «из варяг в греки и из грек» и о «хождении» апостола, вызвал к жизни специальную литературу, поскольку от того или иного его прочтения зависят далеко идущие выводы концептуального характера в трактовке истории древней Руси. К примеру, факт посещения апостолом Андреем территории будущей Руси давал возможность русскому духовенству и князьям отстаивать мысль об изначальной независимости русской Церкви, что освящало и подкрепляло теократические притязания Москвы как «третьего Рима». Не менее важную роль в русской историографии играл и

____________________

4 См. упоминание «верьхнихъ земль (по отношению к Киеву. - А.Н.) и варягъ» в сообщении о событиях 6656/1148 г. [Ип., 369], а также договорную грамоту Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1189-1199 гг. (ГВНП, М.-Л., 1949, с. 56, № 28).

ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________

119

Сам путь «из варяг в греки», став основой идеи «единой Руси», на самом деле развивавшейся на протяжении IX-X вв. в пределах двух независимых центров - Киева на юге и Новгорода на севере. Уже в новейшее время этот «путь» использовался норма-нистами для доказательства скандинавского влияния на русскую историю, культуру и государственность. Причина заключалась в том, что все исследователи, обращавшиеся к этим сюжетам (т.е. «пути из варяг в греки» и «хождению» апостола), рассматривали их отдельно друг от друга. В результате одни приходили к выводу о безусловной достоверности существования указанного пути по Днепру через Ильмень в Балтийское море, которым должны были пользоваться «варяги», то есть скандинавы, якобы основавшие Русское государство в середине IX в. сначала в Новгороде (Рюрик), а затем перенесшие столицу в Киев (Олег, Игорь); другие же, придя к безусловно правильному выводу о невозможности совершения апостолом в I в. н.э. такого путешествия, свое внимание направляли на выяснение времени и обстоятельств сложения этой легенды на Руси.
Между тем, всё далеко не так просто и однозначно. Чтобы разобраться, какую информацию содержит данный текст, следует выяснить историю его возникновения и понять заложенный в нем смысл, поскольку неправильное прочтение этого источника, используемого в качестве одного из «краеугольных камней» ранней русской истории, порождает искажение всей исторической картины.
Первым, кто обратился к изучению «хождения», был В.Г.Васильевский, установивший, что интерес к апостолу Андрею у византийских церковных писателей наблюдается почему-то во второй половине IX и в начале X вв., поэтому русская легенда, вероятнее всего, происходит из греческой среды 5. Временем ее проникновения на Русь он считал середину или вторую половину XI в. на основании фразы из письма византийского императора Михаила VII Дуки, адресованного, как он полагал, русскому князю Всеволоду Ярославичу, что «наши государства оба имеют один некий источник и корень, и что одно и то же спасительное слово было распространено в обоих, что одни и те же самовидцы божественного таинства (т.е. воскресения. - А.Н.) и вещатели (т.е. апостолы.- А.Н.) провозгласили в них слово Евангелия»б. Однако уже в советское время М.ВЛевченко весьма аргументиро____________________

5 Васильевский В.Г. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян. // Труды, т. 2. СПб., 1909, с. 213-295.
6 Васильевский В.Г. Два письма византийского императора Михаила VII Дуки к Всеволоду Ярославичу. // Труды, т. 2, с. 11.

120____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Вано показал, что письма византийского императора не только не могли быть адресованы русскому князю, но и в них самих не содержится никакого намека на апостола Андрея7.
«Легенда о посещении апостолом Андреем территории будущего Русского государства была введена в ПВЛ для поднятия его престижа», - таким было единодушное мнение всех исследователей, признававших в то же время «баснословие» самого известия. Е.Е.Голубинский, полагая чисто русское происхождение легенды и обращая особое внимание на маршрут апостола, оставленный без рассмотрения В.Г.Васильевским, по этому поводу с иронией писал: «Греческие сказания не давали никакого основания утверждать, чтобы св. Андрей путешествовал в нашу Русь нарочным образом (т.е. специально. - А.Н.); измыслить это помимо сказаний составители Повести (т.е. ПВЛ. - А.Н.) тоже находили слишком невероятным и неправдоподобным. Оставалось измыслить посещение случайное, мимоходное: и вот появилось путешествие из Корсуни в Рим, держанное им через Киев и Новгород. Посылать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем есть одно и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Архангельск; но составители Повести «…» имея недостаточные географические сведения, считали его только немного более длинным, чем прямой путь по морю Средиземному..» 8
Следующее, наиболее обстоятельное исследование данного сюжета было предпринято И.И.Малышевским, однако и оно носило только предварительный характер. Историк подтвердил, что в IX-X вв. в Византии отмечен особый интерес к апостолу Андрею, памятником чего может служить «Похвальное слово апостолу Андрею», принадлежащее перу Никиты Пафлагонского, и что создатель русского «хождения», вероятнее всего, был знаком с трудом Епифания Кипрского, у которого апостол после каждого своего путешествия возвращается в Синоп - также, как это отмечено и в рассказе ПВЛ. Поскольку же ни в одном из житий Андрея не сказано, что он когда-либо посетил Рим, историк полагал, что последнее заимствовано из неизвестных нам «варяжских сказаний», подобно тому как легенда о призвании князей находит соответствие в Англии у Видукинда Корвейского, а «колеса Олега» и «воробьи Ольги» - в исландских сагах 9.

____________________

7 Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М, 1956, с. 407-418.
8 Голубинский Е.Е. История русской Церкви, т. I, первая половина М 1880, с. 4.
9 Малышевский И.И. Сказание о посещении Русской страны св. апостолом Андреем. // Владимирский сборник в память девятисот лет крещения России. Киев, 1888, с. 39.

ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________

121

Вместе с тем он подтверждал мнение Васильевского о времени проникновения на Русь известия об апостоле во второй половине XI в., указав на традиционное почитание имени Андрея в семье Всеволода Ярославича, крестильное имя которого было "Андрей". Им в 1086 г. была построена знаменитая Андреевская церковь в Киеве, рядом с которой был создан женский монастырь, куда постриглась его дочь Янка, а в 1090 г. в «его» Переяславле Южном епископ Ефрем также возвел каменную церковь св. Андрея и «строенно банное камяно, сего же не бысть в Руси», как замечает летопись [Ип., 200].
Из последнего факта Малышевский не делал никаких определенных выводов, однако указывал на бросающуюся в глаза параллель с сюжетом о «новгородских банях». Он же отметил, что накануне строительства церкви Андрея в Переяславле Янка, ставшая игуменьей Андреевского монастыря в Киеве, совершила путешествие в Константинополь и вернулась оттуда с митрополитом Иоанном (скопцом). Эта поездка, по мнению Малышевского, позволяет предположить, что Янка почерпнула легенду об Андрее в византийских церковных кругах, в которых она вращалась. Не повлияла ли легенда и на «банное строительство» Ефрема? В самом деле, почему автор легенды не оставил в памяти апостола, прошедшего по всей будущей Руси, ничего, кроме новгородских бань? Рассуждения исследователей по этому поводу сводились к предположению о желании автора-киевлянина уязвить новгородцев, посмеявшись над ними. Подобное объяснение было справедливо подвергнуто сомнению еще Е.Е.Голубинским, и не только потому, что киевляне мылись так же, как новгородцы. Историк указал на разработку данного сюжета в латиноязычной литературе XVI в.
Некий Дионисий Фабриций, пробст (настоятель) кирхи в Феллине, в изданном им сборнике рассказов из истории Ливонии поместил анекдот, связанный с монахами монастыря Фалькенау под Дерптом (ныне Тарту), сюжет которого восходит к XIII в. В этом фаблио рассказывается, как монахи недавно основанного доминиканского монастыря добивались от Рима денежных субсидий, а просьбу подкрепляли описанием своего аскетического времяпрепровождения: каждый день, собравшись в специально выстроенном помещении, они разжигают печь так сильно, как только можно терпеть жар, после чего раздеваются, хлещут себя прутьями, а затем обливаются ледяной водой. Так они борются с искушающими их плотскими страстями. Из Рима послан был итальянец, чтобы проверить истинность описанного. Во время подобной банной процедуры он едва не отдал Богу душу и поскорее убрался в Рим, засвидетельствовав там истин122____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Ность добровольного мученичества монахов, которые и получили просимую дотацию 10.
Малышевский полагал, что у рассказа ПВЛ и фаблио Дионисия Фабриция был общий источник, восходивший к еще большей древности. Что же касается времени внесения рассказа об апостоле в ПВЛ, то историк считал наиболее вероятной эпоху митрополита Климента (1147-1155), т.е. середину XII в., когдав Киеве была предпринята попытка ослабить зависимость русской Церкви от Константинополя ссылкой на основание ее апостолом.
Из последующих работ об апостоле Андрее наиболее примечательно исследование А.Д.Седельникова, повторившего своих предшественников, но пришедшего к заключению, что «хождение» было написано с позиций антигреческих, т.е. происходило из среды русского общества, ориентированного на Рим и католичество. Тем самым, полагал он, решается вопрос о заимствовании «банного сюжета» монахами из ПВЛ, поскольку в Ливонии доминиканцы появились уже после того, как были изгнаны из Киева, а потому могли знать и легенду об апостоле11. В последующей по времени работе А.Л.Погодина, кроме обзора работ предшественников, были привлечены весьма сомнительные сравнения легенды о Кие с легендами об основании Куара в Армении и «состязании вер» перед лицом князя Владимира, которые автор полагал полученными на Руси с Кавказа через Тмуторокань12.
Окончательный отказ от прежних воззрений такого рода был сформулирован Л.Мюллером, впервые признавшим, что в контексте ПВЛ «хождение» апостола играло географическую, а не политико-религиозную роль. Уклонившись от ответа на вопрос, зачем в конце XI - начале XII в. потребовалось описание пути из Черного моря в Рим через «море Варяжское», он ограничился рассмотрением возможных причин посещения апостолом Рима, обнаружив византийскую легенду с сообщением о путешествии Андрея к брату (Петру) в Иерусалим. Поскольку же в действительности Петр находился в Риме, то автору «хождения» естественно было отправить туда же и Андрея, чтобы последний «мог рассказать о своих делах и результатах миссионерской деятельности». Что же касается «анекдота о парильне», то, по мне____________________

10 Голубинский Е.Е. История…, с. 21.
11 Седельников А. Древняя киевская легенда об апостоле Андрее. // Slavia, III, Praha, 1924, с. 316-335.
12 Погодин А. Повесть о хождении апостола Андрея в Руси. // Byzantino-slavica, t. VII, Praha, 1937-1938, S. 128-147.

ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________

123

Нию Мюллера, летописец «вставил его от себя», услышав его на Севере или «от Гюряты Роговина, с которым «…» разговаривал около 1096 г.», поскольку «анекдот о парильне имел самостоятельное хождение в Новгороде (? - А.Н.) еще до того, как его включили в сказание об Андрее» 13.
Самым существенным моментом статьи А.Г.Кузьмина, опубликованной одновременно с работой Л.Мюллера, было осторожное предположение возможности иного, чем по Днепру, местонахождения «пути из варяг в греки», начинавшегося, по словам Адама Бременского, от города Волина в устье Одера на Балтийском море 14, тогда как содержанием следующей по времени публикации А.Н.Робинсона стало изложение с позиций крайнего норманизма взглядов автора на историю древней Руси, «стержнем» которой, по его словам, и был пресловутый путь «из варяг в греки» по Днепру15.
Таким образом, за полтора века изучения исследователи смогли установить только, что «хождение» не находит себе аналогий в литературной традиции Востока и Запада, то есть безусловно оригинально, и не получает реального объяснения избранного апостолом маршрута, само будучи единственным свидетельством возможности такого пути. Что касается эпизода со «словенскими банями», то наличие фаблио о монахах монастыря Фалькенау вообще оставляет открытым вопрос о его происхождении и связи с «хождением» апостола.
Остался нерешенным и вопрос о реальном существовании пути «из варяг в греки» по Днепру, поскольку В.А.Брим, его единственный исследователь, уже в первых строках итоговой работы был вынужден сообщить, что «путь из варяг в греки нигде в литературе того времени не описан», хотя честнее было бы сказать, что кроме упомянутого места в ПВЛ, он нигде больше и не назван. Поэтому Бриму пришлось довольствоваться приведенными выше сведениями, присовокупляя к ним различные исторические, археологические и литературные факты, как правило, непосредственно с самим «путем» не связанные. Соответственно, и такие выводы, что на пути из варяг в греки «лежали наиболее важные торговые эмпории Северной и Восточной Европы», или что «указанными путями «…» пользовались паломники в Иерусалим и Палестину», равно как и утверждение о проникновении

____________________

13 Мюллер Л. Древнерусское сказание о хождении апостола Андрея в Киев и Новгород. //Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 48-63.
14 Кузьмин А. Г. Сказание об апостоле Андрее и его место в Начальной летописи. //Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 47.
15 Робинсон А.Н. «Маршрут» апостола Андрея. // Scando-Slavica. Kopenhagen, 1983, S. 77-100.

124____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Скандинавов на Русь «вверх по Западной Двине» 16, остались только домыслами автора, ни на каких реальных фактах не основанными. Еще меньше посчастливилось в этом плане М.Б.Свердлову, высказавшему вполне здравое сомнение в сколько-нибудь значительной роли днепровского пути для торговли средневековой Европы17.
Особую позицию в решении этой проблемы занял Б.А.Рыбаков, который возвращался к ней неоднократно, утверждая, что во вводной части ПВЛ речь идет не о пути «из варяг в греки и из грек», а только о пути «из грек» - вверх по Днепру. Что же касается обратного маршрута, каким отправился Андрей в Рим, то, по его мнению, это был морской путь вокруг всей Европы - по Балтийскому морю, Северному морю, Бискайскому заливу, Атлантическому океану и через Гибралтар в Средиземное море -сначала в Рим, а затем и в Константинополь18. Столь фантастический, ничего общего не имеющий с исторической и географической реальностью вывод был сделан им в результате дословного прочтения текста ПВЛ, что путь апостола шел «по морю Варяжскому до Рима».
Между тем (и это действительно серьезный аргумент, с которым необходимо считаться современному исследователю), археологическая изученность Восточной Европы никоим образом не подтверждает реального использования маршрута, каким был отправлен из Херсонеса в Рим многострадальный апостол. На берегах Днепра, исключая районы Киева и Смоленска, не говоря уже о берегах Ловати, отсутствуют находки (монеты, украшения, оружие и пр.), которые свидетельствовали бы о наличии здесь постоянного движения с юга на север и обратно в IX-XI вв., как то можно видеть, скажем, по находкам на Верхней Волге, на Ладоге, на Оке, на Западной Двине и в ряде других мест. Не потому ли и требовалась апелляция к авторитету апостола Андрея, что в действительности маршрут этот в таком виде не функционировал?
Как можно видеть, расширение границ вопроса и включение в его разработку новых источников, например, Адама Бремен____________________

16 Брим В.А. Путь из варяг в греки. // ИАН СССР, VII серия. Отделение общественных наук. Л., 1931, с. 201-247.