Всеволод мейерхольд и зинаида райх. Любимая Галатея. «Сделаю из вас актрису»

— Музыка

— Метки

— Рубрики

• живопись (283)
• поэзия (270)
• музыка (236)
• кулинария (135)
• всё для дневника (127)
• схемы (34)
• рамочки (32)
• вязание крючком (86)
• цветы (79)
• моё ромашковое лето (6)
• религия (74)
• новый год (72)
• Вязание спицами (71)
• фото (62)
• видео (60)
• красота и здоровье (59)
• притчи, мудрость (51)
• разное (50)
• история (44)
• учебник Лиру (43)
• яркие личности (42)
• мои пчёлки (37)
• юмор (36)
• праздники (36)
• кошки, собаки и другое зверьё (35)
• симпатии (33)
• разделители, смайлики (31)
• кино (29)
• мифы и легенды (27)
• путешествия (27)
• самоделки (24)
• друзья (20)
• архитектура (15)
• вышивка (12)
• полезности (10)
• прикладное искусство (9)
• дети (8)
• бисероплетение (6)
• РЕТРО (5)
• танец (4)
• фотошоп (4)
• афоризмы (4)
• скульптура (3)

— Поиск по дневнику

— Подписка по e-mail

— Друзья

— Постоянные читатели

— Сообщества

— Статистика

Женщины, воспетые в веках. Зинаида Райх.

Они с Есениным ровесники. Даже представить страшно, что в роковом 1917-м обоим было по 23 года. Что общего у начинающего поэта из крестьянской семьи с дочерью лютеранина, перешедшего в православие, окончившей к тому времени Высшие курсы Раевского, владеющей французским, немецким и латынью? Общее — ум, красота, обаяние, душевная тонкость.

Есенин встретил Зинаиду Райх в газете, где она работала секретарем. Тогда же, в 1917-м, он дарит ей свою фотографию с надписью: "За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути. Сергей". А затем он предлагает ей путешествие на пароходе по Русскому Северу. "Зачем?" — спрашивает удивленная Райх. "Чтобы укрыться от мобилизации в армию", — ответил поэт. Путешествие по Северу увенчалось телеграммой Зинаиды к отцу: "Вышли сто. Венчаюсь". Отец выслал.

Они обвенчались в маленькой церквушке под Вологдой, в августе, в том самом незабываемом 1917-м, на пороге самых роковых событий в русской истории, искренне веря, что будут жить долго, счастливо и умрут в один день.

Подруга Райх, Зинаида Гейман вспоминала: «Сергей Есенин с Зинаидой жили в плохоньком номере какой-то гостиницы. У них было неуютно, мрачно, по-богемному. На столе крошки, вода, разбросано. У нас роскошно, номер в две комнаты и ванна, свой телефон, бархатная скатерть на круглом столе, который покрывался белоснежной полотняной тонкой скатертью, когда официант приносил блестящий металлический чайный сервиз. Словом, было уютно, и к нам вечерами часто приходил Есенин с Зинаидой. Она беременна Таничкой. В черном платье с высоким воротом. Он в сереньком костюме с галстуком-бантиком, приносил балалайку, пел и читал стихи. Тогда жилось впроголодь, но мы получали паек — черный хлеб и сахар были у нас были вдоволь, и мы их угощали!

А между тем семья рушилась. Есенина держали, не пускали к Зинаиде друзья и недруги, стихи и издательства, обрушившаяся слава и. пьяные скандалы. Рассказывают, однажды Есенин не впустил приехавшую к нему из Орла Зинаиду с дочкой на руках, выставил их в темноту, в непогодь.

Было и прозрение. Однажды Сергей бросил Зинаиде оскорбительное, нецензурное слово, а она, в пылу гнева, вернула это слово ему. Схватившись за голову, он простонал: «Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же я с тобой сделал!»

Зинаида умела понимать и прощать Сергея.

Но вскоре начался семейный ад: маленький ребенок, хнычущий и мешающий спать, кормящая женщина перестает быть желанной. А за стенами квартиры разворачивалось великое действо — революция завораживала, и то, что встречало поэта дома, выглядело особенно противным.

Есенин сперва сдерживает себя, потом перестает. Она чувствует, что все кончено, но пытается его удержать — ему не нужен и первый ребенок, а ей хочется второго. Он мается, она не может уйти и терзает его постоянными приездами в Москву. 20 марта 1920 года Зинаида родила сына. Хотела ли она этим сохранить семью, Сергея, трудно сказать. Есенин дал сыну имя — Константин, о непризнании сына своим не было и речи. Весь двадцатый год Есенин был на колесах. В июле 1920 года из Ростова проездом на Кавказ он пишет своему издателю Сахарову в Москву: «. еще к тебе особливая просьба. Ежели на горизонте появится моя жена Зинаида Николаевна, то устрой ей как-нибудь через себя или Кожебаткина тыс. 30 или 40. Она, вероятно, очень нуждается, а я не знаю ее адреса. С Кавказа она, кажется, уже уехала, и встретить я ее уже не смогу».

И наконец, наступает момент, когда он решает, что пришла пора резать по живому. Мариенгоф, друг Есенина, солгал Райх, что у Сергея есть другая. А Есенин тем временем бродил по набережной Москвы-реки и кусал губы. Но дело было сделано: Райх собралась и ушла. О том, как она жила после разрыва, современники вспоминают мало — вернулась в Орел, служила в Наркомпросе, училась скульптуре.

По свету растерял,

Легко отдал другому,

И без семьи, без дружбы,

Ушел в кабацкий омут.

По дороге в Ростов мальчик заболел — Райх выходила его, но сама заразилась тифом. Из-за отравления сыпнотифозными ядами она потеряла рассудок, попала в сумасшедший дом и вышла оттуда другим человеком. Навсегда исчезли очаровавшие двадцатидвухлетнего Есенина щенячье любопытство и детская смешливость — к жизни вернулся очень взрослый и очень трезвый человек, отлично знающий, что судьба ничего не дает даром. А Зинаида Райх поступила на режиссерские курсы. Ими руководил знаменитый Всеволод Мейерхольд. Вскоре они поженились.

Отношения Сергея Александровича и Всеволода Эмильевича были дружескими, корректными. Известен такой факт. Есенину предложили выступить с чтением стихов, а гонорар заплатить мукой. Есенин ответил: «Зинаида жаловалась: хочет испечь детям пироги, а муки трудно достать. Пригласил бы ты Всеволода!»

Иногда Зинаида приглашала Есенина «на пироги». Они виделись на людях — в театрах, у общих знакомых.

Мой милый Джим, среди твоих гостей

Так много всяких и невсяких было.

Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.

И без меня, в ее уставясь взгляд,

Ты за меня лизни ей нежно руку

За все, в чем был и не был виноват.

Тогда же было написано стихотворение «Письмо к женщине». Кто из близких не узнал бы в «женщине» Зинаиду Райх? В этом стихотворении — и объяснение, и раскаяние, и вина перед давно любимой женщиной. Здесь и разрешение классического треугольника (Есенин — Райх — Мейерхольд) в лучших традициях русской интеллигенции, русской литературы.

Вы всё, конечно, помните,

Приблизившись к стене,

Взволнованно ходили вы по комнате

В лицо бросали мне.

Нам пора расстаться,

Что вас измучила

Моя шальная жизнь,

Что вам пора за дело приниматься,

Меня вы не любили.

Не знали вы, что в сонмище людском

Я был как лошадь, загнанная в мыле,

Пришпоренная смелым ездоком.

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму —

Куда несет нас рок событий.

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

Когда кипит морская гладь —

Корабль в плачевном состояньи.

За новой жизнью, новой славой

В прямую гущу бурь и вьюг

Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой

Не падал, не блевал и не ругался?

Их мало, с опытной душой,

Кто крепким в качке оставался.

Но зрело знающий работу,

Спустился в корабельный трюм,

Чтоб не смотреть людскую рвоту.

И я склонился над стаканом,

Чтоб, не страдая ни о ком,

У вас была тоска

В глазах усталых:

Что я пред вами напоказ

Себя растрачивал в скандалах.

Что в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь,

Куда несет нас рок событий.

Теперь года прошли.

Я в возрасте ином.

И чувствую и мыслю по-иному.

И говорю за праздничным вином:

Хвала и слава рулевому!

В ударе нежных чувств.

Я вспомнил вашу грустную усталость.

Я сообщить вам мчусь,

И что со мною сталось!

Сказать приятно мне:

Я избежал паденья с кручи.

Теперь в Советской стороне

Я самый яростный попутчик.

Не мучил бы я вас,

Как это было раньше.

За знамя вольности

И светлого труда

Готов идти хоть до Ла-Манша.

Я знаю: вы не та —

С серьезным, умным мужем;

Что не нужна вам наша маета,

Ни капельки не нужен.

Как вас ведет звезда,

Под кущей обновленной сени.

Вас помнящий всегда

Итак, у Есениных была семья в 1917, 1918, 1919, 1920 годах. Были долгие разлуки, ссоры, непонимание, но и была любовь, радость встреч, дети. Была семья.

«Любил ли он кого? — писал Г. Устинов. — Я думаю, любил только первую жену». Даже Анатолий Мариенгоф признавал: «Кого же любил Есенин? Больше всех он ненавидел 3. Н. Райх. Вот ее, эту женщину. которую он ненавидел больше всех в жизни, ее — единственную — он и любил».

За 4 года до своей трагической гибели Зинаида Райх подписала своей подруге фото: "Тебе, как воспоминание о самом главном и о самом страшном в моей жизни — о Сергее".

Редкостная красавица, завидев которую оборачивались прохожие. Кривые ноги, тяжелый зад. Незаурядный ум. Примитивная хитрость. Талантливая актриса. Бездарность, сделавшая карьеру через постель. Муза. Злой гений, разбивший жизнь двух великих художников. Все это говорили об одной и той же женщине - Зинаиде Райх, жене и возлюбленной Сергея Есенина и Всеволода Мейерхольда.

Весна 1917 года. После Февральской революции прежде запрещенная партия эсеров открыла свою первую легальную газету - «Дело народа». Помощником секретаря редакции была молодая, очень красивая - только недруги замечали некоторые недостатки ее фигуры - девушка, прекрасно владевшая машинописью и несколькими иностранными языками, - Зинаида Николаевна Райх. За плечами у нее было довольно бурное прошлое в ее биографии.

Еще гимназисткой Зинаида Райх организовала в Бендерах среди местной молодежи кружок эсеровского толка, связанный не только с местными, но и с одесскими эсерами: получала от них литературу, инструкции - в терминологии полиции «брошюры преступного содержания». За ней было установлено наружное наблюдение. В полицейских донесениях она проходила под кличкой Болотная. Однажды нагрянули с обыском. Забрали всю переписку с одесскими однопартийцами и должны были возбудить уголовное дело.

Ей удалось улизнуть от преследований - в 1914 году она приехала в Петербург. Очевидно, по совету отца, рабочего-железнодорожника, не понаслышке знавшего, что обычно происходит после того, как обнаружен «компромат».

Он сам активно участвовал в революционном движении, дважды был в ссылке в Сибири. Гимназию она не окончила. Но родители исхитрились устроить дочери аттестат. Таким образом она смогла поступить на историко-литературный факультет Высших женских курсов, где, по ее собственным словам, «одной ноздрею понюхала науку». Увлекалась не только, а может быть, и не столько науками, сколько скульптурой. Трудно сказать, насколько удачным скульптором она была, - ни одной работы не сохранилось.

Но одно ясно: с юных лет интересы в биографии Зинаиды Николаевны Райх не исчерпывались ни политикой, ни изучением литературы или искусства - она стремилась сама создавать искусство. Одновременно со службой в газете юная секретарша вела большую работу в Обществе распространения эсеровской литературы - сил и энергии было не занимать. Вскоре ее выбрали председателем - она лучше всех умела вести собрания и представительствовать.

Зинаида Райх и Сергей Есенин

Но львиную долю времени и сил Зинаида Николаевна отдавала газете. Эта работа привлекала ее не только сама по себе, но и общением с интересными людьми - в редакции и среди авторов их было немало. Однажды в «Дело народа» зашел молодой, но уже известный поэт - Сергей Есенин. Не застав нужного ему сотрудника, он разговорился с Зинаидой Николаевной. Когда наконец пришел сотрудник, которого ждал поэт, и пригласил Есенина пройти, Сергей Александрович отмахнулся: «Ладно уж, я лучше здесь посижу».

Близкий в то время к социалистам-революционерам Есенин нередко заходил и в Общество распространения эсеровской литературы. Как правило, вместе со своим другом, тоже поэтом, Алексеем Ганиным, не скрывавшим своих чувств к Зинаиде Райх. Из Общества часто шли гулять по Петрограду. Поэты читали друг другу свои стихи, спорили. Зинаида Николаевна высказывала собственное мнение.

Когда споры кончались, Зинаида и Алексей обычно отдалялись от Сергея - ведь Райх считалась девушкой Ганина... А что же Есенин? Любовь к Зинаиде Райх, быть может, самая сильная в его жизни, возникла отнюдь не с первого взгляда. Во всяком случае, уже после знакомства с ней он уехал в свое родное село Константиново и там увлекся дочерью местного помещика Лидией Кашиной, ставшей впоследствии одним из прототипов Анны Снегиной в одноименной поэме.

Вернулся в Петроград он только через полтора месяца, во второй половине июля. И тут Ганин пригласил его к себе на родину, в вологодскую деревню Коншино. Есенин с радостью принял это предложение.

Узнав о поездке друзей, Зинаида Николаевна тут же решила ехать с ними. Приближалась дата открытия Учредительного собрания, в газете была пропасть работы - но Райх уговорила начальство ее отпустить. Получив разрешение, «довольная, завертелась по комнате, приговаривая: меня отпустили, отпустили».

Но оказалось, что денег ни у Есенина, ни у Ганина нет. У Зинаиды была какая-то заветная сумма, которую она тотчас предложила на поездку.

Сергунька, как называли Есенина близкие друзья, и Алексей наперебой ухаживали за красавицей Зинаидой. Завидев, что Ганин становится в ухаживаниях все более настойчивым, Есенин внезапно заявил Райх, что влюблен, жить без нее не может и они должны обвенчаться. Если Зинаида Николаевна и думала о замужестве, то только с Ганиным. А ухаживаний Сергея она не принимала всерьез, ей казалось, что их связывают чисто дружеские отношения. Естественно, она опешила и ответила - они были на «вы»: «Дайте подумать». ...

Но думала Зинаида Николаевна недолго. Очень скоро она сказала: «Да». Решено было венчаться немедленно. Все трое сошли в Вологде. Денег уже почти не осталось. В Орел, где жили тогда родители Райх, полетела телеграмма: «Вышли сто, венчаюсь». Никаких объяснений родители не потребовали, а деньги выслали. Купили обручальные кольца. Букет для невесты Есенин нарвал по дороге в церковь. Венчание состоялось в небольшой церквушке под Вологдой. Шафером был Алексей Ганин.

Однако первая брачная ночь глубоко разочаровала Есенина. Друг поэта Анатолий Мариенгоф в своем «Романе без вранья», который остряки, не без основания, называли «враньем без романа», писал: «Зинаида сказала ему, что он у нее первый. И соврала. Этого Есенин никогда не мог простить ей. Не мог по-мужицки, по темной крови, а не по мысли. «Зачем соврала, гадина?!»

И судорога сводила лицо, глаза багровели, руки сжимались в кулаки». Нравы в эсеровской среде были свободными, и неудивительно, что красивая темпераментная девушка не устояла. Но зачем было врать? Вряд ли Зинаида Николаевна стыдилась прошлого. Видела, что в Есенине, навсегда оставившем деревню, крестьянская мораль засела крепко? Возможно. Но возможно и то, что молодые люди просто не поняли друг друга. Зинаида Николаевна могла сказать, что до Сергея никого не любила, - а он перетолковал это по-своему.

Вернувшись в Петроград, новоиспеченные супруги какое-то время намеренно жили раздельно. Разочаровавшийся в нравственности Зинаиды, Есенин подумал, что слишком быстро «окрутился»? Или - опять-таки согласно крестьянской морали - посчитал, что без благословения родителей брак - не брак?

Только после поездки в Орел, когда Зинаида Райх честь по чести познакомила мужа с родителями, молодые начали жить вместе. Они заняли две смежные комнаты в квартире, где располагалось издательство «Революционная мысль».

В этой же квартире поселились двое друзей Райх по Бендерам и Алексей Ганин. Хозяйство вели коммуной.Под руководством Зинаиды Николаевны, которая умудрялась и в то голодное время кормить домочадцев и вкусно, и сытно.

Первое, что Есенин потребовал от молодой жены, - уйти из газеты: слишком много всякого разного народа там шляется. Пришлось подчиниться - как всякой женщине, ей хотелось иметь семью, любимого мужа. Но и полностью превратиться в домашнюю хозяйку Зинаида Николаевна не пожелала - поступила на службу в Наркомат продовольствия - машинисткой.

Первое время супруги жили вроде бы неплохо. Есенину тогда уже платили как известному поэту, так что деньги появились. Часто принимали друзей, а люди не любят ходить туда, где ощущается раздор между хозяевами. Есенину нравилось, что у него, как у всякого добропорядочного крестьянина, есть жена, к тому же - красавица, дом. Замечания, которые он ей постоянно делал: «Почему самовар не готов?», «Что ты его не кормишь?», - делались тоном вполне добродушным.

Никакой особенной тяги к спиртному у него в то время не было. Конечно, он мог перед праздником или получив гонорар, принести домой бутылку-другую вина, которое тогда доставалось только из-под полы, но без повода не пил никогда. И никогда не напивался допьяна. Однако наиболее проницательные из его друзей уже тогда замечали, что в характере и поведении Есенина мелькали «изломы и вспышки», предрекавшие непрочность его семейных уз.

Однажды, придя домой, Зинаида Николаевна застала в комнате полный разгром: на полу валялись раскрытые чемоданы, вещи смяты, раскиданы, повсюду листы исписанной бумаги. Топилась печь, Есенин сидел перед нею на корточках и не сразу обернулся - продолжал засовывать в топку скомканные листы. Но вот он поднялся ей навстречу. Такого лица она у него еще не видела. Посыпались ужасные, оскорбительные слова - она не знала, что он способен их произносить. Она упала на пол - не в обморок, просто упала и разрыдалась. Он не подошел. Когда поднялась, он, держа в руках какую-то коробочку, крикнул: «Подарки от любовников принимаешь?» Швырнул коробочку на стол.

Они помирились в тот же вечер. Но, перешагнув какую-то грань, восстановить прежние отношения было уже невозможно. Если Есенину что-то не нравилось, он мог оскорбить жену. Однажды, когда он в очередной раз назвал ее нецензурным словом, она, не выдержав, в ответ обозвала этим словом его самого. Есенин схватился за голову: «Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же я с тобой сделал?!»

В марте 1918 года советское правительство приняло решение перенести столицу из Петрограда в Москву. Туда же, естественно, перебрался и Наркомат продовольствия. А с ним и Зинаида Райх. Через некоторое время за ней последовал Есенин.

С переездом в Москву кончились лучшие месяцы их жизни. Поселились в гостинице. В плохоньком номере. Неуют. Друзья приходили редко. Вскоре Есенин объявил жене, что она обязана не на работу ходить, а детей рожать. Что ж, Зинаида Николаевна не возражала. Но благоразумно решила рожать в Орле, понимала - родители помогут с ребенком, а муж вряд ли. Именно после ее отъезда Есенин начал пить всерьез. «Основное в Есенине - страх одиночества», - писал знавший поэта лучше других Анатолий Мариенгоф.

В июне 1918 года появилась на свет девочка -Таня. Но ребенок не только не скрепил семейные узы, но, напротив, содействовал их разрушению. Жить под одной крышей с младенцем Есенин был органически не способен. Тем более что, видя его с большими перерывами и только когда мать приезжала из Орла в Москву, девочка не привязалась к отцу, отказывалась садиться к нему на колени, ласкаться... Есенин считал такое поведение ребенка «кознями Райх».

В Орле Зинаида Николаевна Райх была занята не только заботами о дочери. Через месяц после родов она уже работала инспектором местного отделения Наркомпроса, Народного комиссариата просвещения, контролировавшего практически все сферы культуры, а с июня по октябрь 1919 года заведующей отделением искусств в губернском отделе народного образования.

Есенин писал в «Автобиографии»: «В 1917 г. произошла моя первая женитьба на 3. Райх. В 1918 я с ней расстался». Очевидно, он считал себя семейным человеком только в то время, когда жил с Зинаидой Николаевной под одной крышей, то есть до ее отъезда в Орел. Однако отношения на этом не закончились. Она продолжала трогательно заботиться о том, кого по-прежнему называла своим мужем. Из Орла писала Андрею Белому: «Дорогой Борис Николаевич! Посылаю Вам коврижку хлеба, если увидите Сережу скоро - поделитесь с ним».

А он просил ее вернуться в Москву: «Зина! Я послал тебе вчера 2000 руб. Как получишь, приезжай в Москву. 18 июня 1919 г. Сергей Есенин». Неизвестно, как отнеслась Райх к этой просьбе, но в конце октября этого же года она была вынуждена в спешке бежать из Орла. Город заняли деникинцы - с ее эсеровским прошлым Зинаиде было бы не сдобровать. Жизнь с Есениным не склеивалась. Чтобы сохранить семью, она решилась на отчаянно рискованный шаг - родить второго ребенка. На этот раз без благословения мужа... И проиграла окончательно. Когда родился сын, Сергей Александрович отказался даже поехать посмотреть на него. Имя Константин Есенин выбрал в телефонном разговоре с Райх.

Мальчик же серьезно болел, одно время был на грани жизни и смерти. Отец ничего об этом не знал - Райх была слишком горда, чтобы просить помощи. А у нее не было ни денег, ни родственников, ни близких друзей в Москве - ведь она совсем недавно переехала в этот город.

Она повезла долечивать Костю в Кисловодск. По дороге, на платформе ростовского вокзала, Райх заметил Мариенгоф, сопровождавший в поездке Есенина. Зинаида Николаевна попросила: «Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видел. Пусть зайдет, взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе». Есенин с трудом, но все-таки поддался уговорам Мариенгофа. Зинаида Николаевна развязала ленточки конвертика. «Фу... Черный... Есенины черными не бывают». -«Сережа!» Райх отвернулась к окну, заплакала. Есенин же «легкой танцующей походкой» вышел из вагона.

Казалось бы, ясно, - разлюбил Есенин жену. Но вот фрагмент из его письма к издателю и другу Александру Сахарову, написанному через несколько дней после этой встречи: «...есть к тебе особливая просьба. Ежели на горизонте появится моя жена Зинаида Николаевна, то устрой ей... тысяч 30 или 40. Она, вероятно, очень нуждается, а я не знаю ее адреса».

Дело не только в характере Есенина, который всегда подчинялся сиюминутному импульсу, а потом часто сожалел о своих поступках. Дело в том, что он всю жизнь любил Зинаиду Райх. И всю жизнь ее же ненавидел - «за все, в чем был и не был виноват». И мучил ее, и даже бил, и каялся, и умолял простить, устраивал пьяные истерики под дверью квартиры ее второго мужа, Мейерхольда. Есенин признавался: «...для меня любовь - это страшное мучение, это так мучительно. Я тогда ничего не помню...» И подтверждал сказанное в стихах: «Дар поэта - ласкать и корябать. // Роковая на нем печать».

В Кисловодске - от всего пережитого - у Зинаиды Николаевны случилось нервное расстройство. После этого она уже никогда не будет абсолютно здоровым человеком: время от времени нервные припадки возобновлялись.

Нездоровая, одинокая, с двумя детьми. Другая женщина впала бы в отчаяние. Только не Зинаида Николаевна. Вернувшись в Орел, она начала преподавать на театральных курсах историю театра и костюма. Но жизнь в провинциальном городе - не для нее. Оставив детей на попечении родителей, она уехала в Москву и поступила в Высшие театральные мастерские, руководимые Всеволодом Мейерхольдом, с которым они были знакомы еще по Петрограду.

Ее будущая специальность - режиссер массовых действий, очень востребованная в то время профессия. О карьере актрисы она пока не думала и не мечтала. Тот, кто отмечен истинным талантом, чувствует его в себе очень рано: с детства, в крайнем случае с юности - так принято считать и, наверное, в большинстве случаев так оно и есть. Но история знает и другие примеры: талант раскрывается поздно и в силу или с помощью каких-то обстоятельств.

Сам Мейерхольд - вопреки многим - всегда говорил, что Райх стала актрисой не потому, что вышла замуж за режиссера, а напротив: он женился на Райх, потому что увидел, что из нее можно вылепить великую актрису. Они поженились в 1922 году.Мейерхольд обожал свою молодую жену со всей страстью последнего чувства. В Риме произошел курьезный случай: он поцеловал ее на улице. За что был препровожден - в Италии еще царила мораль XIX века - в полицию. Каково же было удивление полицейских, когда они узнали, что целовал женщину ее законный муж. Такого они еще не видели.

Ради нее Мейерхольд коренным образом изменил привычный образ жизни. Раньше его быт всегда был чрезвычайно скромным, в доме царила деловая сосредоточенность. Теперь его квартира стала шумным и модным салоном. Здесь собирался весь цвет советской интеллигенции: Маяковский и Книппер-Чехова, Андрей Белый и Олеша, Пастернак и Эйзенштейн , балерины Большого театра и знаменитые музыканты. И партийная элита: Луначарский, Красин, Раскольников. И «знатные иностранцы» - писатели, режиссеры, корреспонденты западных газет - в 1920-е годы их было в Москве немало.

Стол ломился от дорогих вин и закусок. Райх неизменно была «царицей бала». Блистала и красотой, и остроумием, и туалетами. Главное же, как пишет один из завсегдатаев этих вечеров, в ней было то необъяснимое драгоценное качество, которое по-английски называется sex appeal, сексуальная привлекательность, а по-русски - «иди ко мне». Ей постоянно делали комплименты, а многие - неприкрыто - за ней ухаживали, мало стесняясь присутствием мужа. Она принимала все это как должное.

Второй брак Зинаиды Николаевна с Мейерхольдом, безусловно, был на редкость удачным, но был ли он счастливым? Райх продолжала любить своего первого мужа. Ближайшие ее подруги уверяли: помани ее Сергей пальцем, - побежала бы, не задумываясь. И ни о каких благах не пожалела бы. «При любой погоде, без плаща и зонтика», - это уже, правда, добавлял циничный и очень не любивший Райх Мариенгоф.

После разрыва Есенина с Дункан бывшие супруги встречались уже как любовники на квартире одной из приятельниц Райх -Зинаиды Гейман. Узнав об этом, Всеволод Эмильевич имел с Гейман серьезный разговор: «Вы знаете, чем все это кончится? Сергей Александрович и Зинаида Николаевна снова сойдутся, и это будет новым несчастьем для нее».

Чем бы все это кончилось, неизвестно. Но 28 декабря 1925 года Есенина не стало. На похоронах поэта его мать бросила бывшей невестке: «Ты виновата!» А та во всеуслышание - в присутствии мужа - крикнула: «Прощай, моя сказка!» Болезненные муки ревности не оставляли Мейерхольда и после смерти Есенина. «Зарезался», - говорила Зинаида Николаевна об очередном приступе ревности мужа, когда лицо его становилось мертвенно-бледным, а голова бесчувственно склонялась на бок. Ничего, кроме раздражения и иронии, эти приступы у нее не вызывали.

Это выводило Мейерхольда из себя еще больше - Зинаида Николаевна была не просто его женой. Она была созданной им актрисой. Все начинающие актеры обычно проходят через амплуа «кушать подано». Только не Райх. Мастер сразу стал поручать ей все лучшие роли. Хотел дать ей даже... роль Гамлета. Узнав об этом, Охлопков тут же написал шуточное заявление: «Прошу поручить мне роль Офелии» -и немедленно был изгнан из труппы. Насмешек над женой Мейерхольд не прощал никому.

А между тем даже по своим внешним данным она совсем не подходила для его театра. Согласно созданной им теории «биомеханики», от актера требовались легкость, гибкость, гуттаперчевость. Ведущая актриса театра Мария Бабанова была худой, небольшого роста, а Райх - женственной, полноватой, неспортивной. Если у нее и имелись актерские способности, то ее «биомеханика» их сковывала. Поэтому ее дебютная роль - Аксюша в пьесе Александра Островского «Лес» - не была удачной, несмотря на все старания режиссера.

Индивидуальность Райх в полной мере проявилась год спустя в «Ревизоре». Зинаида Николаевна сыграла Анну Андреевну по-своему. Ее городничиха не замшелая старуха, а женщина, жаждущая любви. Актриса наделила героиню - правомерно или нет - собственным эротизмом. Публике, особенно мужской ее части, роль очень понравилась. «Многому она успела научиться у Всеволода Эмильевича и, во всяком случае, стала актрисой не хуже многих других», - вынужден был признать даже Игорь Ильинский , до того писавший о неуклюжести и сценической беспомощности Райх.

Советская критика в основном, правда, отозвалась более сдержанно, а зачастую и негативно. Часто повторялся главный упрек: Анна Андреевна занимает в спектакле неподобающе большое место. После «Ревизора», обретя свое независимое актерское «я», Райх обрела и прочное лидерство в труппе, и... уверенность, что имеет право руководить театром наравне с Мейерхольдом. Именно она в значительной степени определяла репертуарную политику, подбирая пьесы «под себя», присутствовала на репетициях и давала советы не только актерам, но и режиссеру. «Часто бывало, она не могла даже посоветовать чего-то мудрого, но Мейерхольд все равно ее слушал», - вспоминал драматург Александр Гладков.

Она содействовала увольнению Бабановой, которая была и талантливее, и опытнее ее, и некоторых других артистов. В результате театр, возглавляемый гениальным режиссером, остался с очень средним актерским составом. В народе его стали называть «театр Зинаиды Райх». Многие считали ее злым гением Мастера. Но вот мнение его племянницы: «Если бы не было в жизни Мейерхольда этой огромной, страстной любви к ней, то он давно превратился бы в усталого старика».

С годами Зинаида Николаевна становилась все более раздражительной, тщеславной, самовлюбленной. Виной тому был не только характер, но и болезнь. В письме к Сталину от 29 апреля 1937 года она сама признается: «Я сейчас очень больна, больны мозги и нервы». И содержание письма это подтверждает. Только психически больной человек мог в 37-м году написать Сталину: «Я с Вами все время спорю в свой голове, все время доказываю Вашу неправоту порой в искусстве... Вы должны... не ограничиваться своими вкусами... Вы должны выслушать от меня и плохое и хорошее».

И далее она дает вождю поручения: «вывести наружу» всю правду о смерти Есенина и Маяковского и самому стать цензором пьесы Лидии Сейфуллиной «Наташа», где ей хотелось сыграть заглавную роль. А в конце письма приглашает Сталина на дачу и желает здоровья не адресату, как это обычно принято, а себе: «Чтоб мне быть здоровой. Обязательно».

Известно: каждый сходит с ума по-своему. Бредовые идеи Райх были вполне в духе официальной советской идеологии, которую они с Мейерхольдом всегда - неизвестно, с какой мерой искренности, - отстаивали. В смерти Есенина она винила троцкистов, просила снять с могилы поэта крест, установленный его матерью, и поставить «хороший советский памятник».

Даже будучи больной, она никогда не покидала сцену надолго. И играла порой блестяще. Особенно в «Даме с камелиями». Разумеется, главную героиню - Маргариту Готье. Именно в этом спектакле о всепоглощающей любви и страсти ее лирическое дарование проявилось в полной мере. «На слова ее игру не переложить: в ней была духовная мелодическая сила, излучающая особый свет», - писал музыкант, выдающийся органист, впоследствии репрессированный Николай Выгодский.

Всего 14 лет длилась актерская карьера Зинаиды Райх. В январе 1938 года театр закрыли. Что, конечно, не могло пройти бесследно для больной психики Зинаиды Николаевны. Пришлось Мейерхольду отправить жену в санаторий. В психиатрические клиники он не отдавал ее никогда.

Когда я смотрел... на сказочный мир золотой осени, на все эти ее чудеса, я мысленно лепетал: Зина, Зиночка, смотри, смотри на эти чудеса и... не покидай меня, тебя любящего, тебя - жену, сестру, маму, друга, возлюбленную. Золотую, как это природа, творящая чудеса! Зина, не покидай меня!

Любимая Зина! Береги себя! Отдыхай! Лечись! Мы здесь справляемся. (Дети и родители Зинаиды Николаевны жили вместе с ними..) И справимся. А что скучно мне без тебя непередаваемо, так это уж надо перетерпеть. Ведь не на месяцы же эта разлука? Скоро мы снова будем как две половины одного сладкого спелого яблока, вкусного яблока. Крепко обнимаю тебя, моя любимая.... Крепко целую. Всеволод.

Зинаида Николаевна никогда не любила Мейерхольда так, как она когда-то любила Есенина. Но вот муж - в беде, и она становится заботливой, понимающей, нежной женой. И находит слова, которые сейчас так нужны ее «Севке».

Дорогой Всеволод!

Спасибо тебе за поэтическое осеннее письмо -оно замечательно!

Но какое-то глубокое огорчение влезало в мою душу из всех строчек. Утешаю себя тем, что это просто настроение... импрессиониста Севки... жизнерадостность - она в тебе крепче всего, как я начинаю думать - и во мне. Сейчас я говорила с тобой по телефону - голос звучал бодро... ты был тем Севочкой, которого я люблю, как жизнь, - прекрасный оптимист и язычник жизни. Солнышко! Сын солнца! Люблю навсегда, если тебе это надо... Мне кажется, что я смогу вылезти из этой болезни... Целую тебя, как могу, нежно, мой дорогой, любимый мой... З.Н.

20 июня 1939 года в Ленинграде Мейерхольда арестовали. Одновременно в его московской квартире произвели обыск. В протоколе зафиксирована жалоба Зинаиды Райх, протестовавшей против методов одного из агентов НКВД. «Мейерхольд говорил, что он верит в свою звезду, и я теперь ничего не понимаю», - написала она Мариэтте Шагинян. К 1939 году арестовали многих, в том числе и среди ближайшего окружения Мейерхольда. Казалось бы, можно было уже и что-то «понимать». Но Зинаида Николаевна - как почти все остававшиеся на свободе - верила, что именно их и минует чаша сия.

Через три недели после ареста Мейерхольда Зинаиду Райх зверски убили в ее собственной квартире. По официальной версии, то было уголовное преступление с целью ограбления. Но сын Зинаиды Николаевны Константин утверждал: «Ограбления не было, было только убийство». Ей нанесли более десятка ножевых ударов - она кричала и сопротивлялась, борясь за жизнь до последней секунды. Никто из соседей не вышел на эти крики. Решили, что у Зинаиды Николаевны очередной приступ.

Жену Сергея Есенина, 3инаиду Райх называли роковой женщиной, прожившей две разные жизни: в одной - бедность и личная драма, в другой достаток, преданная любовь, профессиональный успех. И - душераздирающий крик под занавес...

Зинаида родилась в 1894-м в семье обрусевшего немца Николая Райха и бедной дворянки Анны Викторовой. Дочь разделяла убеждения отца, одного из первых социал-демократов, за что и поплатилась исключением из гимназии. В 1917-м - год встречи с Есениным - она жила в Петрограде и служила машинисткой в редакции левоэсеровской газеты "Дело народа", была председателем Общества по распространению пропагандистской литературы. Там же была и художественная библиотека, куда часто заглядывал Сергей Есенин, - книги выдавала эсерка Мина Свирская, и все думали, что Сергей ей симпатизирует. А Зина уже собиралась замуж за его приятеля, начинающего поэта Алексея Ганина. Перед помолвкой решили съездить вместе на Соловки и дальше на север. Подруга не смогла, а Зинаида поехала. .................................ПОД ВЕНЕЦ КАК НА ПОЖАР

(Алексей Ганин) ...Черноволосая красавица прекрасно смотрится на палубе белого парохода. Ганин отошел в сторону, любуясь невестой, он не слышит, о чем говорят Зинаида и Сергей: - Зина, это очень серьезно. Поймите же, я люблю вас... с первого взгляда. Давайте обвенчаемся! Немедленно! Если откажете, покончу с собой... Скоро берег... церковь... Решайтесь! Да или нет?! -Да... По дороге Сергей нарвал полевых цветов. Не помня себя, забыв про Ганина, молодые обвенчались в маленькой церкви под Вологдой.

(Есенин и Райх) ...Теперь уже о дальнейшем путешествии не могло быть и речи. Они вернулись в Петроград, поселились в квартирке на Литейном и зажили вполне нормальной семейной жизнью - Есенин даже отговаривался от холостяцких попоек, мол, жену люблю, мы, брат, взрослые люди. А когда началась борьба за выживание - время было смутное и голодное, - стал хандрить... Ближе к родам Зина уехала к родителям в Орел, а Сергей - в Москву, чтобы примкнуть к поэтам-имажинистам.

(Есенин и Дункан.) В семейных распрях всплыл и тот самый пунктик, который не давал покоя Есенину, - он ведь по-мужицки не смог простить того, что на супружеском доже оказался не первым. Когда плакался другу Анатолию Мариенгофу, лицо сводила судорога, глаза багровели, руки сжимались в кулаки: "Зачем соврала, гадина?!" Однако это не мешало ему хвастаться "донжуанскими победами" тех лет: "Не 400, но 40, наверное, уже было".

(Есенин и Мариенгоф) РАЗВЕ ЭТО ЖИЗНЬ? Жену не навещал, не звал и не ждал. Тогда она взяла годовалую Танечку и сама к нему приехала в комнату на Богословском, где он жил вместе с Мариенгофом. Сергей особой радости не высказал, но к дочке потянулся всем сердцем. Вот только детская душенька почувствовала что-то неладное... "живулечка" не сидела на месте, забиралась на колени к маме, няне и чужим мужчинам, но отца обходила стороной. "И на хитрость пускались, писал в своих воспоминаниях Мариенгоф, - и на лесть, и на подкуп, и на строгость - все попусту". Зинаида кусала губы, чтобы не заплакать, а Есенин сильно разозлился, решив, что это ее "козни". Вскоре он велел ей уехать, сказав, что все чувства прошли, что его вполне устраивает та жизнь, которую он ведет. Зинаида не хотела верить: "Любишь ты меня, Сергун, я это знаю и другого знать не хочу..."

(Зинаида Райх с детьми) И тогда Есенин...подключил Мариенгофа. Вывел в коридор, нежно обнял за плечи, заглянул в глаза: - Любишь ли ты меня, Анатолий? Друг ты мне взаправдашний или не друг? - Чего болтаешь! - А вот чего... не могу я с Зинаидой жить... Скажи ты ей, Толя (уж так прошу, как просить больше нельзя!), что есть у меня другая женщина. - Что ты, Сережа... Как можно? - Друг ты мне или не друг?.. Петля мне ее любовь... Толюк, милый, я похожу... пойду по бульварам к Москве-реке... а ты скажи (она непременно спросит), что я у женщины... мол, путаюсь и влюблен накрепко… Дай я тебя поцелую...

(Зинаида Райх с детьми) НЕ ПРИЗНАЛ РОДНОГО СЫНА...На следующий день Зинаида уехала. Через некоторое время поняла, что ждет ребенка, подумала, может, это и к лучшему, дети привяжут... По телефону обсудила с мужем имя - договорились, если будет мальчик, то назвать Константином. И опять никаких вестей... Через год с небольшим, направляясь с сыном в Кисловодск, она встретила на платформе ростовского вокзала Мариенгофа. Узнав, что Есенин ходит где-то рядом, попросила: "Скажите Сереже, что я еду Костей. Он его не видал. Пусть зайдет взглянет... Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе". Поэт нехотя, но зашел, посмотрел на сына и сказал: "Фу... Черный… Есенины черные не бывают». Бедная женщина отвернулась к окну, плечи ее вздрагивали, а Есенин повернулся на каблуках и вышел… легкой, танцующей походкой.

(Айседора Дункан) Очень скоро на смену неизвестной орловской жене придет популярная американская танцовщица Айседора Дункан. Но не так далеко и то время, когда Сергей Есенин будет дежурить возле чужого дома, умирая от тоски по своим детям, стучаться в дверь и жалобно просить, чтобы впустили на одну минуту, только посмотреть... Уснули? Пусть их вынесут... спящих... он хочет их видеть. И Зину... свою жену... известную актрису, супругу Всеволода Мейерхольда. Как поведет себя Зинаида? Об этом чуть позже. А пока вернемся к Есенину и Мариенгофу. Татьяна Есенина напишет в своих воспоминаниях, что отец оставил мать из-за растущей близости с Мариенгофом.

(Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф) СЕРГЕЙ+АНАТОЛИЙ=? Действительно, знак вопроса. Оба ездили с лекциями по России, считая, что создают новую поэзию, - отсюда их партнерство и определенный фанатизм. Но то, что они много чудили, было заметно. Зимой в их комнате стояла минусовая температура, так они постелили в ванну матрас и спали вдвоем, подкидывая старые книги в колонку для согревания воды. Это была их "ванна обетованная". До тех пор, пока жильцы коммуналки не выдворили их оттуда - идея понравилась всем, и всем хотелось погреться. В комнате они тоже спали вдвоем на одной кровати, укрываясь несколькими одеялами и шубами.

Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф, Велемир Хлебников) Потом придумали игру: по четным дням Мариенгоф, а по нечетным Есенин корчился на холодной простыне, чтобы согреть ее своим телом. Когда одна поэтесса попросила Есенина помочь ей устроиться на работу, он предложил ей жалованье маши¬нистки только за то, чтобы она приходила к ним в час ночи на 15 минут. Условие было такое - они отворачиваются, не смотрят, а она раздевается, греет постель, потом одевается и уходит. Через три дня поэтесса не выдержала: - Я не намерена продолжать свою службу! - В чем дело?.. Мы свято блюли условия. - Именно!.. Но я не нанималась греть простыни у святых. -А!.. Друзья имели общие деньги, вместе ели и пили, одинаково одевались, обычно в белые пиджаки, синие брюки и белые парусиновые туфли, носили одинаковые шляпы. Но Есенин не переносил одиночества.

(Мариенгоф, Шостакович и Никритина) Когда А. Мариенгоф всерьез увлекся актрисой Никритиной и как-то пришел в 10 утра, Сергей поднял на него тяжелые красные веки: - Да. Пил. И каждый день буду... ежели по ночам шляться станешь... С кем хочешь там хороводься, а чтобы ночевать дома. Спали ли они "крепко обнявшись"?. Кто ж в этом признается? Мариенгоф в "Романе без вранья" хвалится тем, что Сергей называл его "ягодкой", что был настолько привязан к нему, что ревновал к женщинам, вернее, страдал от недостатка внимания к себе.

(Есенин и Мариенгоф) Никритина, жена Мариенгофа, впоследствии была возмущена предположениями литераторов о бисексуальности друзей, отвергала эти домыслы напрочь. А Набоков... писал в своих поздних мемуарах о возникающей время от времени гомосексуальности Есенина и внезапном отвращении к ней, объясняя этим причину его пьянства и жестокого обращения с женщинами.

(Владимир Набоков) О привычке Есенина делить кровать с мужчинами близкого окружения знали многие современники, но никто не утверждал однозначно, скрывается ли за этим нечто большее, чем ночевки из-за поздних посиделок. Возможно, сам факт тоже образ... Но "милые дружки" совсем не по-мужски посмеивались над Зинаидой. Мариенгоф называл ее "дебелой еврейской дамой" с кривоватыми ногами, с "чувственными губами на лице круглом, как тарелка". Шершеневич острил: "Ах, как мне надоело смотреть на ра(й)хитичные ноги!" Зато Всеволод Мейерхольд считал, что нет женщины красивее и стройнее, чем Зинаида Райх.

(Анатолий Мариенгоф, Сергей Есенин, Александр Кусиков, Вадим Шершеневич. 1919 год.) ОНА ЗАСТАВИТ СЕБЯ УВАЖАТЬ Мейерхольд, кстати, давно присматривался к Зинаиде Райх. Как-то на одной из вечеринок спросил у Есенина: - Знаешь, Сережа, я ведь в твою жену влюблен... Если поженимся, сердиться на меня не будешь? Поэт шутливо поклонился режиссеру в ноги: - Возьми ее, сделай милость… По гроб тебе благодарен буду.

(Райх и Мейерхольд) Долго ли, коротко ли, но жизнь, страшная своей неопределенностью и страданиями, потерей идеалов как революционных, так и семейных, наполненная унижениями и тяжестям быта, полным отсутствием любви и милосердия, дошла до той черты, за которой либо полное забвение и крах, либо... должно же что-то произойти, иначе... просто невыносимо. И все-таки Сергей не оценил жену, она докажет ему, на что способна… она станет актрисой. И Зинаида поступила на режиссерские курсы.

(Есенин, Райх, Мейерхольд) «…А ДЕТЕЙ УСЫНОВЛЮ» Осенью 1921 года она пришла в студию к 48-летнему Всеволоду Мейерхольду, а тот сразу же предложил ей руку и сердце. Зинаида долго не могла решиться, мол, разведена, двое детей, никому не верю... на что известный режиссер просто и внятно ответил: "Я люблю вас, Зиночка. А детей усыновлю". До этого Всеволод прожил четверть века со своей первой женой Ольгой, которую знал с детства, родил с ней трех дочерей.

(Ольга Михайловна Мунт, первая жена Всеволода Мейерхольда) Законная супруга чуть с ума не сошла, когда вернулась из поездки и увидела Зинаиду - что он нашел в этой хмурой женщине, как посмел привести ее в их дом? А потом взяла да прокляла их обоих перед образом: "Господи, покарай их!" Сделала это от отчаяния, но взяла на себя страшный грех - сама осталась ни с чем, а годы спустя гибель Всеволода и Зинаиды была зверской, чудовищной... Но это потом, а сейчас Мейерхольд счастлив, он и не знал, что можно так любить... Однако Есенина это задело: "Втерся ко мне в семью, изображал непризнанного гения... Жену увел..."

(Мейерхольд и Райх) Впрочем, сам Есенин обвинял в разводе супругу, утверждая, что именно она настаивала на разрыве отношений. По словам друзей поэта, он так и не простил Зинаиду, за то, что она солгала ему, сказал, что до свадьбы у неё не было связей с мужчинами. Из-за этой лжи не так и не смог проникнуться к ней доверием.Но так или иначе, в 1924 году Есенина посещает раскаяние, и он просит прощения у бывшей жени в стихотворных строках…А в 1924 году пишет знаменитое стихотворение, в котором просит прощения у бывшей жены.Вы помните, Вы всё, конечно, помните, Как я стоял, Приблизившись к стене, Взволнованно ходили вы по комнате И что-то резкое В лицо бросали мне. Вы говорили: Нам пора расстаться, Что вас измучила Моя шальная жизнь, Что вам пора за дело приниматься, А мой удел - Катиться дальше, вниз. Любимая! Меня вы не любили. Не знали вы, что в сонмище людском Я был как лошадь, загнанная в мыле, Пришпоренная смелым ездоком. Не знали вы, Что я в сплошном дыму, В развороченном бурей быте С того и мучаюсь, что не пойму - Куда несет нас рок событий. Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье. Когда кипит морская гладь - Корабль в плачевном состояньи. Земля - корабль! Но кто-то вдруг За новой жизнью, новой славой В прямую гущу бурь и вьюг Ее направил величаво. Ну кто ж из нас на палубе большой Не падал, не блевал и не ругался? Их мало, с опытной душой, Кто крепким в качке оставался. Тогда и я, Под дикий шум, Но зрело знающий работу, Спустился в корабельный трюм, Чтоб не смотреть людскую рвоту. Тот трюм был - Русским кабаком. И я склонился над стаканом, Чтоб, не страдая ни о ком, Себя сгубить В угаре пьяном. Любимая! Я мучил вас, У вас была тоска В глазах усталых: Что я пред вами напоказ Себя растрачивал в скандалах. Но вы не знали, Что в сплошном дыму, В развороченном бурей быте С того и мучаюсь, Что не пойму, Куда несет нас рок событий… Теперь года прошли. Я в возрасте ином. И чувствую и мыслю по-иному. И говорю за праздничным вином: Хвала и слава рулевому! Сегодня я В ударе нежных чувств. Я вспомнил вашу грустную усталость. И вот теперь Я сообщить вам мчусь, Каков я был, И что со мною сталось! Любимая! Сказать приятно мне: Я избежал паденья с кручи. Теперь в Советской стороне Я самый яростный попутчик. Я стал не тем, Кем был тогда. Не мучил бы я вас, Как это было раньше. За знамя вольности И светлого труда Готов идти хоть до Ла-Манша. Простите мне… Я знаю: вы не та - Живете вы С серьезным, умным мужем; Что не нужна вам наша маета, И сам я вам Ни капельки не нужен. Живите так, Как вас ведет звезда, Под кущей обновленной сени. С приветствием, Вас помнящий всегда Знакомый ваш Сергей Есенин. ......................ВСЕ РОЛИ - ЗИНОЧКЕ Райх казалась режиссеру живым воплощением стихии, разрушительницей и созидательницей, с ней можно делать революционный театр. Неважно, что многие считали ее посредственной актрисой, зато муж - боготворил и готов был от¬дать ей все роли - и женские, и мужские. Когда зашел разговор о постановке "Гамлета" и Мейерхольда спросили, кто же будет играть главного героя, он ответил: "Конечно же, Зиночка". Тогда Охлопков сказал, что сыграет Офелию, и даже написал письменную заявку на эту роль, после чего вылетел из театра. Про Зину говорили, что она передвигается по сцене, как "корова".

(Мария Бабанова) Прослышав сплетню, Всеволод Эмильевич увольняет из театра любимицу публики Марию Бабанову - тонкую, гибкую, с хрустальным голосом (ей больше хлопают). Из театра уходит любимый ученик Эраст Гарин - Зиночка с ним поссорилась.

(Сцена из "Ревизора". Хлестаков - Эраст Гарин, Анна Андреевна - Зинаида Райх) Мейерхольд специально для нее придумывает такие мизансцены, что и двигаться не нужно - действие разворачивается вокруг героини. Свет падает на ее прекрасное лицо и белые плечи, зрители наблюдают внезапные вспышки бешеного гнева - это то, чем актриса владела в совершенстве.

Мейерхольд с портретом Райх) Рядом с Мейерхольдом Зина по-настоящему расцвела. Она почувствовала любовь и заботу. Муж даже взял ее фамилию в качестве второй, так и подписывался - Мейерхольд-Райх. Родители перебрались из Орла в Москву, у детей есть все необходимое: лучшие доктора, учителя, дорогие игрушки, отдельные комнаты. Вскоре семья переехала в стометровую квартиру. Зинаида - одна из первых дам Москвы, она бывает на дипломатических и правительственных приемах, принимает в своем доме самых именитых гостей. ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ УСПЕХ

Сразу после свадьбы Всеволод Эмильевич спросил у Мариенгофа, будет ли Зинаида великой актрисой, на что "злой гений" не без ехидства ответил: "А почему не изобретателем электрической лампочки!?" То есть никто не верил в ее успех на сцене, актеры ненавидели, критики писали, что "хуже всех играла Зинаида Райх", имажинисты из окружения Есенина злорадствовали...

(Зинаида Райх) Но любовь и талант великого режиссера сотворили чудо - Зинаида Райх стада большой актрисой. Она прекрасно играла Аксюшу ("Лес" Островского), Варьку ("Мандат" Эрдмана), Анну Андреевну ("Ревизор" Гоголя), Фосфорическую женщи¬ну ("Баня" Маяковского), Маргариту ("Дама с камелиями" А. Дюма-¬сына) и др.

(Портрет Зинаиды Райх в роли Маргариты Готье) Как раз спектакль "Дама с камелиями" был последним, сыгранным Зинаидой Райх на сцене Театра им. Мейерхольда 7 января 1938 г. Отыграв финальную сцену - смерть Маргариты Готье, - актриса потеряла сознание, за кулисы ее отнесли на руках. Этому способствовало и то, что Комитет по делам искусств принял постановление о ликвидации театра... Просто однажды в зале оказался зритель, который не только оценил красоту французского аристократического двора, но и "понял" идею спектакля - стремление к обеспеченной жизни, свободной от идеологии и классовых предрассудков. Это был Сталин. Мейерхольда обвинили в том, что он переключился на мелкобуржуазность - в советской жизни нет места тому, о чем рассказывает Дюма-сын. А люди валили на спектакль гурьбой, истосковавшись по истинным человеческим чувствам. Шли на Зинаиду Райх. Из тишины зала доносились всхлипывания и сморкания. Критики отмечали, что "на сцене была необыкновенно элегантная, утонченная французская красавица".

(Зинаида Райх) Она разрывалась между чувством и моралью, между страстью и нравственностью. И даже прекрасный Арман (актер Михаил Царев) "был простоват" рядом с этой "абсолютной женственностью". Ему не хватало естественной раскованности истинного аристократа. И лишь Мейерхольд знал, что он прав. Несмотря на суровое время, он должен был поставить Дюма, чтобы дать возможность Зинаиде пережить и отпустить на волю свою прежнюю страсть к Есенину...

(Зинаида Райх и Михаил Царев) ТАЙНЫЕ СВИДАНИЯ После Америки, после разрыва с Айседорой Дункан, после того, как Зинаида стала актрисой самого авангардного театра, красивой и благополучной супругой популярного режиссера, - Есенин снова влюбился в свою бывшую жену... Зинаида Райх тайно встречалась с ним в комнате своей подруги Зинаиды Гейман. Но Гейман не сказала ей, что Мейерхольду все известно, что однажды вечером он брезгливо смотрел в глаза своднице: «Я знаю, что Вы помогаете Зинаиде встречаться с Есениным. Прошу, прекратите это: если они снова сойдутся, то она будет несчастна...»Подруга спрятала глаза, пожала плечами, мол, это ревность... фантазии воспаленного воображения...

(Есенин и Дункан) А Сергей Есенин страдал без детей, ревновал и желал Зинаиду, чей успех в Москве и Петербурге затмил успех Айседоры Дункан. Но... на одном из свиданий Райх сказала бывшему мужу, что "параллели не скрещиваются", все, хватит, она не бросит Всеволода. Хотя кое-кто и злословил о ее патологической зависимости от Есенина, что, если позовет, так она и зимой босая побежит. С этой зависимостью бороться было сложно... После смерти поэта Райх подарила Гейман фотографию с надписью: "Тебе, Зинушка, как воспоминание о самом главном и самом страшном в моей жизни - о Сергее..."

(Сергей Есенин) ДУША СТРАДАЛА ПО-СВОЕМУ У Мейерхольда были основания для беспокойства. Зинаида даже на сцене не контролировала себя. Играя городничиху, так щипала дочку, что та вскрикивала по-настоящему. На приеме в Кремле разъяренно набросилась на самого Калинина: "Все знают, что ты бабник!" Любой насмешливый взгляд в свою сторону воспринимала в штыки, могла тут же закатить истерику... Поэтому здоровье жены волновало Мейерхольда больше, чем связь с Есениным - тот ведь после Америки тоже сам не свой, говорят, у него участились приступы эпилепсии... …О смерти Есенина Мейерхольдам сообщили по телефону. Зинаида с искаженным лицом кинулась в прихожую: - Я еду к нему! - Зиночка, подумай... - Я еду к нему! - Я еду с тобой...

(Райх и Мейерхольд у гроба Есенина) Всеволод Эмильевич поддерживал Зину около гроба Есенина, когда она кричала: "Сказка моя, куда ты уходишь?", закрыл спиной от бывшей свекрови, когда та заявила при людях: "Ты во всем виновата!" Сопровождал повсюду, не спускал глаз - только бы не было срыва, только бы все обошлось...

(Райх и Мейерхольд) ПЕРЕД ГРОЗОЙ В 30-е годы дом Мейерхольдов считали одним из самых благополучных и гостеприимных в Москве. Говорили, что Зинаида опять накормила всякими вкусностями, а уж сама-то как хороша: известная актриса, красивая женщина, муж просто боготворит ее. Правда, сын Костя заставил немного поволноваться - организовал в школе "Лигу справедливости", написал "Устав", "Программу", выпустил газету "Альянс" - чтобы не было любимчиков, чтобы учителя заслуженно ставили отметки, чтобы родители своим положением не влияли на оценки детей... В общем, Мейерхольд с трудом, но все-таки отстоял своего пасынка, уладил "бунт против партии..." Но товарищи с Лубянки решили не рисковать и взяли режиссера на заметку.

(Мейерхольд с детьми Есенина Костей и Таней) Его пока не трогали, но удручало другое... В 1939-м болезнь жены обострилась. Зина кричала через окно милиционеру-охраннику, что любит советскую власть, что зря закрыли театр, потом написала яростное письмо Сталину. Кидалась на детей и мужа, говорила, что не знает их, пусть идут вон. Пришлось привязать ее веревками к кровати. Но Мейерхольд не отдал жену в сумасшедший дом: кормил с ложечки, умывал, разговаривал с ней, держал ее за руку, пока не уснет. Спустя несколько недель она спокойно проснулась, посмотрела на свои руки и удивленно сказала: "Какая грязь, какая грязь..." Зинаида снова вернулась к нормальной жизни - муж снова спас ее... Но до трагической развязки оставалось несколько недель... Мейерхольда взяли в Питере. В это же время в московской квартире проводился обыск. Зинаида понимает, что мир рухнул, что мужа - единственно верного и настоящего друга жизни - она больше не увидит, но еще не знает, что впереди ночь, которая станет для нее роковой. С 14 на 15 июля 1939 года. ...Тело актрисы с многочисленными ножевыми ранами нашли в кабинете, а в коридоре с разбитой головой лежала домработница, спешившая на крик хозяйки.

(Могила Есенина на Ваганьковском кладбище) Зинаиду похоронили на Ваганьковском кладбище, недалеко от могилы Есенина. Через некоторое время на памятнике Райх появилась еще одна надпись - Всеволод Эмильевич Мейерхольд.

(Могила Зинаиды Райх) Душа Всеволода отыскала свою Любовь, а душа Зинаиды сделала свой выбор. Тамара Шаманкова ДОПОЛНЕНИЕ. ДЕТИ ЕСЕНИНА: Татьяну и Константина, детей Зинаиды Райх и Сергея Есенина, выселили из квартиры в 48 часов. Там стали жить личный шофер Берии и молодая сотрудница аппарата НКВД. Константин Сергеевич Есенин (3 февраля 1920, Москва - 26 апреля 1986, там же) - выдающийся советский спортивный журналист и статистик, специалист по футболу. Краткая биография Сын поэта Сергея Есенина и Зинаиды Райх. Одно из первых упоминаний о работе Константина Есенина - в книге «Большой футбол» Андрея Старостина (1957). Сотрудничал со многими спортивными изданиями. В частности, входил в редакцию еженедельника «Футбол-Хоккей». Именно по его инициативе этот еженедельник учредил Клуб имени Григория Федотова. Из интервью с Сицилией Марковной Есениной, женой Константина Есенина: - Константин Есенин увлекался спортом, футболом. Вроде бы о его отце этого не скажешь. Откуда у него эти увлечения? - Да потому что, когда мать, Зинаида Райх, с Мейерхольдом ездили за границу, они много привозили ему разных футбольных проспектов, и он еще тогда, в детстве, увлекся спортом. - У него было три ранения. Было пробито легкое, отчего на спине после операции остался шов длиной в 17 сантиметров... Он был награжден тремя орденами Красной Звезды. Только третий орден получил много лет спустя, когда я уже работала в Венгрии, гдето в начале семидесятых... -Константин до этого был женат, но уже развелся. Относились в той семье к нему плохо. Друг его говорил: мы все пришли из армии, у нас ничего не было. Но нас всех как-то жены приодели. А Костя ходил в шинели на одной пуговице... -Зарегистрировались мы в 1951 году. Купили билет на концерт Райкина, и все. Не до свадьбы было. У него была десятиметровая комната на первом этаже. А я жила с мамой и сыном на улице Правды. Там около 30 метров было да кухонька с печкой. Тогда какое было время! - Он был очень скромным сначала, нос не задирал. Но потом начали, знаете, его носить на руках: и вечера, и издаваться стал, его стали приглашать на выступления. И актеры обижаются, что он там был, а здесь не был. И он довольно-таки изменился, стал говорить: «Знаешь, возьмешь микрофончик и ходишь свободно так по сцене!» Орда женщин и все прочее... - И так получилось, что я, как говорится, домашняя работница, а он туда, а он сюда. Причем к сыну моему он вообще никак. Хотя сын очень тепло к нему относился и тянулся. Писал стихи и прибегал, просил Константина почитать. А ведь я ему говорила, когда мы решили быть вместе: ты подумай! Ведь у меня же ребенок, сын!.. ... - В 1980 году мы с ним разошлись. А рассталась я с ним как с мужем в 1965 году, когда у меня умерла мама. Константин умер в 1986 году... - А дети у вас были? - Детей у нас не было. Потому что детей от них, как я считала, иметь нельзя. У них у всех была очень плохая наследственность, все Есенины больные. А он? У кого была такая биография! Отец повесился, мать убили, отчима расстреляли. У самого такие ранения!.. Татьяна Есенина - дочь поэта Дочь Сергея Есенина и Зинаиды Райх, усыновленная Всеволодом Эмильевичем, прожила трудную и богатую событиями жизнь. После ареста Мейерхольда и жестокого убийства матери, оставшись с младшим братом и маленьким ребенком на руках, выселенная из квартиры родителей, она спасла архив Мейерхольда, спрятав его на даче в Подмосковье, а в начале войны передала его на хранение С. М. Эйзенштейну. Оказавшись в эвакуации в Ташкенте, осталась там на всю жизнь. Талантливая журналистка, писатель, редактор Т. С. Есенина инициировала процесс реабилитации Мейерхольда. Опубликовала воспоминания о Мейерхольде и Райх. Ее письма исследователю творчества Мейерхольда К. Л. Рудницкому до сих пор служат важнейшим источником для изучающих творчество великого режиссера ХХ века. Сын Есенина Родился Александр Сергеевич 12 мая 1924 года. Его мать - Надежда Давыдовна Вольпина (1900-1998), выдающийся литератор, переводчик (тысячи страниц переводов с немецкого, французского, греческого, туркменского, в том числе Овидия, Гете, Гюго и т. д.), автор мемуаров "Свидание с другом". В юности писала и читала с эстрады стихи. В 20-е годы примкнула к имажинистам, тогда и познакомилась с Сергеем Есениным. В начале 1924 года, после разрыва с Есениным, уехала из Москвы в Ленинград, где вскоре родила сына. В Москву мать с сыном переехали в 1933 году. Александр Сергеевич окончил мехмат МГУ, защитил диссертацию по математике и получил направление на преподавательскую работу в Черновицкий университет (Украина). Там же был впервые арестован за чтение собственных стихов в кругу друзей - стихи были признаны антисоветскими. Признан невменяемым, помещен в ленинградскую психиатрическую больницу, вскоре отправлен в ссылку в Караганду на пять лет, но через три года, в 1953-м, после смерти Сталина освобожден по амнистии, вернулся в столицу. А потом - опять наука, собственное направление - ультраинтуиционизм, десятки стихов. В 1961 году в Нью-Йорке был напечатан его сборник "Весенний лист" - для любителей поэзии, и "Свободный философский трактат" - для тех, чья совесть молчать не может. К слову, издание "Весеннего листа" в Нью-Йорке - это второй после "Доктора Живаго" случай в истории советской литературы, когда за рубежом была напечатана книга без санкции властей и под настоящим именем автора. А далее - целая череда новых "сумасшествий". Это он - автор большинства лозунгов правозащитного движения. Это он составил текст "Гражданского воззвания" - призыв к демонстрации 5 декабря 1965 года, организованной Владимиром Буковским в связи с арестом писателей Синявского и Даниэля. Есенин-Вольпин автор самого известного в то время документа диссидентского движения - "Памятки для тех, кому предстоят допросы" (1968). Ее передавали друг другу преследуемые внутри страны, а в 1973 году она была напечатана в Париже. Его забирали на Лубянку - и отпускали: не за что было ухватиться. Он напоминал властям, что инакомыслие не расходится с законом, а значит, не должно быть наказуемо. Жена Вольпина Виктория вспоминала: однажды за три часа беседы со следователями Александр Сергеевич так их измотал, что они сдались, позвонили ей и сказали: "Забирайте!". Он активно работал в Комитете по правам человека, созданного Дмитрием Сахаровым, Валерием Чалидзе, Андреем Твердохлебовым. Писал доклады о праве на защиту, о правах психически больных, о международных пактах о правах человека и т. д. В итоге в марте 1972 года власти дали Александру Сергеевичу понять, что лучше бы ему уехать из страны. И уже в мае того же года он эмигрировал в США. #истории #СергейЕсенин #ЗинаидаРайх #ОЛюбви

Райх Зинаида

21 июня 1894 года в Одессе родилась Зинаида Николаевна Райх - талантливая театральная актриса, жена Сергея Есенина и Всеволода Мейерхольда. Сергей Есенин был великим поэтом. Всеволод Мейерхольд - великим режиссером. Зинаида Райх - примой его театра. Для того, чтобы составить представление об их месте в отечественной культуре, этого достаточно. Есть другая история - частная, личная, потаенная. Именно она определяет поступки и судьбы: любовь к женщине становится олицетворением любви к революции (или страсти к новым формам в искусстве). У такой истории свои координаты: Зинаида Райх была женой Сергея Есенина и второй женой Всеволода Мейерхольда. За этим - любовь и предательство, сломанные судьбы, безумие, возрождение к новой жизни. И великие спектакли, в которые все претворилось. Насколько талантливой актрисой она оказалась, теперь уже не важно. Ее неординарная жизнь полнилась тайнами, ее страшная гибель потрясла современников...

Родители Зинаиды Райх познакомились случайно, в поезде. Обрусевший немец Август Райх родился в семье выходца из Силезии лютеранского вероисповедания. Работал слесарем, пароходным и паровозным машинистом. Чтобы жениться на православной христианке Анне Ивановне Викторовой, происходившей из обедневших дворян, Августу пришлось принять ее веру и стать Николаем Андреевичем. В 1892 году они поженились и стали жить на окраине Одессы, в районе, известном как Ближние Мельницы. Здесь у них родилась дочь Зиночка. Училась в Одессе, в женской гимназии.

Отец передал дочери не только немецкую фамилию, но и страсть к книгам, кружкам, поиску своего пути, чтению революционной литературы. За активное членство в РСДРП Николай Райх был вынужден уехать из Одессы в Бендеры, семья переезжает вместе с ним. Втянутая в политическую борьбу, девочка исключается из 8 класса гимназии, но это ее не останавливает.

В 1913 году Зинаида вступила в партию социалистов-революционеров, через год была арестована, два месяца просидела в тюрьме. Матери удалось выхлопотать для неё свидетельство о среднем образовании, но в документе о политической благонадежности было отказано. Ведя активную пропагандистскую работу, Зинаида вскоре перебирается в Петроград, где поступает на историко-литературный факультет Высших женских курсов С.Г. Раевского, берет уроки скульптуры, изучает иностранные языки. Впоследствии она отметит в анкете: «Знаю немецкий, французский и латынь». Одновременно работает техническим секретарем в эсеровской газете «Дело народа» и в «Обществе распространения эсеровской литературы и газет». Именно там она встречает Сергея Есенина.

Весной 1917 года он навестил редакцию, но нужный ему человек отсутствовал. Собравшись уходить, поэт обратил внимание на нежную, классически безупречной красоты девушку. Зинаиде Николаевне шел двадцать третий год. Есенин подошел к ней, сел рядом и разговорился. Когда нужный ему сотрудник редакции пришел и пригласил его, Сергей Александрович, занятый с красивой девушкой, отмахнулся: «Ладно уж, я лучше здесь посижу». Молодые люди часто встречались, но всегда на людях обращались друг к другу на «вы», отношения были до предела сдержанными. Во время одной из встреч он подарил Зине свою фотографию с надписью: «За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моем. Сергей». Она также страстно увлеклась начинающим поэтом.

В июле 1917 года Сергей Есенин уговаривает Зинаиду Райх совершить поездку к Белому морю. Они посетили Мурманск, Архангельск, Соловки. В поездке Есенин сделал Зинаиде предложение. Решено было венчаться в Вологде. Денег хватило только на обручальные кольца и на наряд невесте. Положенный в таких случаях букет нарвали из полевых цветов. Для Есенина это была едва ли не игра. Но для Райх любовь к первому мужу оказалась пожизненной. Её гордость всегда отступала перед этой роковой привязанностью.

В конце августа 1917 года молодые приехали в Орел, чтобы отметить скромную свадьбу, познакомиться с родителями Райх, переехавшими в российскую глубинку из Бендер по приглашению сестры матери Зинаиды. В сентябре молодые вернулись в Петроград, где сняли две комнаты на Литейном. Сергей каждому знакомому радостно хвастался: «У меня есть жена!». Писал стихи, читал их супруге. На черновике поэмы «Инония» появилось посвящение «З.Н.Е.».

В 1918-м Наркомпрод, куда Райх устроилась работать, поскольку есенинских гонораров на жизнь не хватало, переехал в Москву. Туда же отправилась и чета, ожидавшая первенца. Жить было негде, Есенину, увлеченному издательской деятельностью и богемными похождениями, беременная жена стала в тягость. Вскоре Зинаида Николаевна отправилась рожать в Орел к родителям. А когда вернулась, чтобы показать годовалую Танюшу отцу, Сергей Александрович, дабы спровадить обеих с рук, попросил ближайшего приятеля солгать Райх, будто он давно и всерьез увлечен другой женщиной. Оскорбленная жена оставила Есенина в покое. А в феврале 1920-го родила сына Константина. Белокурый отец был не слишком расположен признавать темноволосого наследника, что подвело черту под окончательным разрывом.

Собственно, мотивы поведения Есенина вполне очевидны. Пуще всего он желал славы и был при этом, как сказали бы сейчас, первоклассным имиджмейкером. Еще в Питере он позволял возить себя по домам известных литераторов, как ярмарочного медведя, расчетливо облачившись в рыжие сапоги и вышитую поддевку, какие ни за что не надел бы в деревне. Характерно, что он не хотел перевозить в город сестер, чтобы не «разоблачили» его продуманный деревенский имидж. В нем смешались жажда славы, комплексы недавно попавшего в город крестьянина и презрение к высоколобым. Он собирался оставить их далеко позади, а до поры прятался под маской деревенского простачка. Однажды полюбезничав с некрасивой веснушчатой дочерью Шаляпина, поэт задумчиво обронил: «А ведь как бы здорово получилось: Есенин и Шаляпина... А?.. Жениться, что ли?..». Он уже понимал, что поспешил с браком, и теперь примеривался к более звучным, чем Райх, брендам, способным осветить его, еще не слишком известное, имя лучами чужой славы. Сначала примерил имя Шаляпина. Скоро пришёл черед таких имен как Айседора Дункан и Софья Толстая.

На какое-то время Райх находит приют в доме матери и ребенка на Остоженке. Это был сложный период в ее жизни - болели дети, чудом выжила сама Зинаида. Сначала были некоторые попытки наладить отношения с мужем, но прошлое так и не вернулось. Зинаида Райх с детьми переезжает в Орел и 5 октября 1921 года получает официальный развод с Сергеем Есениным.

Но сильная духом женщина, даже оставшись одна с двумя детьми, не пала духом, а нашла свою дорогу. Вскоре Зинаида Райх снова в Москве, где становится студенткой Государственных экспериментальных театральных мастерских, которые возглавлял тогда один из знаменитейших режиссеров Всеволод Мейерхольд. Его называли вождем «Театрального Октября».

Рядом с ним всегда было много талантливой молодежи и Зинаида, постоянно находясь в этом милом артистичном мире, вскоре совсем «оттаяла душой» и потянулась навстречу людям.

Нетрудно догадаться, что молодая, красивая и способная ученица сразу же покорила сердце мастера. Мейерхольд был старше ее на 20 лет, и это обстоятельство сразу же предопределило особый характер их взаимоотношений. Зинаида Райх стала вторым - вместе со сценой - смыслом его существования.

Вскоре Мейерхольд не только женится на Райх, но и усыновляет ее детей. Он ушел к ней от женщины, с которой прожил всю жизнь. Они познакомились еще детьми, поженились во время студенчества, и жена поддерживала его в горе и радости - к тому же у них было три дочери. Но он поступил в духе своих представлений о долге, ответственности и мужском поступке: отсек прошлую жизнь и даже взял новую фамилию: теперь его звали Мейерхольд-Райх. Они стали одним целым, и он должен был создать ее заново - ей предстояло сделаться великой актрисой. И любовь и режиссерский гений Мастера совершили чудо. Но это имеет отношение к истории театра, а не к малой, частной истории, шедшей своим чередом.

Всеволод Эмильевич страстно любил молодую жену и всю жизнь ревновал её. Ведь в её жизни снова появился скандальный поэт. Блудный отец являлся в дом Мейерхольдов, мог среди ночи потребовать предъявить детей. Но мало этого: Есенин стал встречаться с Райх на стороне...

Остережемся осуждать Зинаиду Николаевну за эти встречи. Будучи от природы натурой эмоциональной, в отношении Есенина она просто не владела собой. Это была хроническая болезнь вроде наркозависимости. В его отсутствие недуг едва теплился, но с появлением белокурого херувима разгорался с невиданной силой. А потом было 23 декабря 1925 года: ночной звонок, отчаянная истерика узнавшей о самоубийстве Есенина Райх и спокойные хлопоты Мейерхольда, приносившего ей воду и мокрые полотенца. На похороны они поехали вместе, мать Есенина крикнула ей у гроба: «Ты виновата!». От потрясения Райх отходила долгие годы.

Рискнём предположить, что любила она обоих, хотя и по-разному. Есенина - темно и одержимо. Мейерхольда - ясно, радостно и благодарно. Придя с репетиции, могла заявить на весь дом: «Мейерхольд - бог!» И тут же отчитать свое божество за мелкую бытовую провинность. Она стремилась освободить его от домашних забот, чтобы Мастер мог всецело принадлежать творчеству. Он же, в свою очередь, доверял ее эстетическому чутью, часто советовался относительно эскизов к спектаклям.

На сцене Мейерхольд был и бог и царь, в доме же все было наоборот - главную роль там играла Зинаида. В 1928 году Райх и Мейерхольд переезжают в кооперативный дом, построенный известным архитектором Рербергом в Брюсовском переулке, близ Тверской. Именно сюда на дружеские и интеллектуальные беседы и вечеринки часто захаживали известные поэты, писатели, композиторы, художники, военачальники, академики и даже звезды западной культуры. Андрей Белый, Илья Эренбург, Борис Пастернак, Юрий Олеша, Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Сергей Эйзенштейн, Кузьма Петров-Водкин, Петр Кончаловский, Николай Вавилов - этот список можно продолжать до бесконечности. Мейерхольд любил окружать себя талантливыми людьми, поэтому в их квартире всегда царила атмосфера высокой духовности и артистизма, которая положительным образом сказалась на формировании будущей актрисы Зинаиды Райх.

Как актриса она дебютировала на сцене, выступив в роли Аксюши в спектакле Островского «Лес». Это событие произошло 19 января 1924 года в ГосТИМе на Триумфальной площади. Потом последовали другие роли, среди которых одна из лучших - городничиха из «Ревизора».

Когда Мейерхольдовский театр выехал на гастроли в Германию и Францию, публика и критика единодушно отмечали сценическое обаяние и мастерство Зинаиды Райх, которая вскоре стала ведущей актрисой в театре, оттеснив на задний план другую примадонну труппы - Марию Бабанову. Райх была красива, заметна, умна, деятельна и честолюбива и скоро заняла видное положение при Мейерхольде, став верной помощницей Мастера. Мария Бабанова тоже любила Мейерхольда, но молча, боясь открыто сказать о своих чувствах. Каждый день видеть счастливую соперницу ей было не по силам и 24 августа 1924 года газеты сообщили об уходе Марии Бабановой из театра Мейерхольда.

Зинаида Райх стала примой театра, но это устраивало далеко не всех и вызвало волну критики, появились ругательные рецензии. А московские сплетницы постоянно судачили о нарядах Райх, обсуждая ее «баснословно дорогие туалеты», причем не только сценические, но «жизненные». На самом деле Зинаида Райх одевалась весьма скромно и недорого, не прибегая к услугам знаменитых портных. Просто она хорошо знала свой стиль и тщательно обдумывала свои наряды, особенно вечерние и для дипломатических приемов. И все же критические стрелы летели в Райх со всех сторон и, несмотря на ее блистательную игру, вскоре светлая полоса для спектаклей Всеволода Мейерхольда заканчивается, над театром нависают тучи непонимания, Мастера начинают обвинять во всех смертных грехах, требуя от него покаяния и самобичеваний. Мейерхольду - единственному из народных артистов России - не дали звания народного артиста СССР. Затем его отстранили от руководства строительством нового здания для его театра, и это уже было предвестием большой беды. Семья чувствовала ее приближение.

Главная же заслуга Мейерхольда перед женой состояла не в том, что он защищал ее профессиональную репутацию. Не в том, что усыновил детей и обеспечил им чувство дома. Не в том, что из беспомощной дебютантки сделал хорошую актрису, познавшую горячий зрительский восторг. Главное заключалось в том, что он подарил ей долгие годы душевного здоровья, защитив от болезни, которая настигла ее в юности и рецидивы которой проявились лишь через полтора десятилетия - спровоцированные газетной травлей Мейерхольда и закрытием театра.

Еще в 26 лет, в начале 21-го, Райх пережила каскад недугов: брюшной тиф, волчанку, сыпной тиф. Затем появились симптомы отравления мозга сыпнотифозным ядом. Такие интоксикации обычно приводят к буйному помешательству (а у Зинаиды Николаевны было чередование нескольких маний). Мейерхольд знал, что для излечения надо за-грузить Райх интересной работой и оберегать от волнений. Чем и занимался на протяжении всей совместной жизни. Именно ему следует записать в заслугу, что если Райх и вспоминала о психиатрической больнице, где побывала в молодости, то... с юмором.

Однако в безумном 37-м, после запрета двух подготовленных к премьере спектаклей, на фоне разворачивающейся в прессе кампании борьбы с «формализмом», когда до закрытия театра Мейерхольда в январе 38-го оставалось всего ничего, психика Зинаиды Николаевны не выдержала.

Первый приступ помрачения случился в Питере. Она билась и кричала, что пища отравлена; запрещала близким стоять против окна, опасаясь выстрела; ночью вскакивала с воплем: «Сейчас будет взрыв»; полуодетая, с нечеловеческой силой рвалась на улицу... Врачи не знали, что делать, советовали отдать ее в психушку. Но Мейерхольд не отдал, и правильно сделал. Рассудок вернулся. Но жить Зинаиде Николаевне оставалось чуть больше года.

7 января 1938 года Зинаида Райх в последний раз вышла на сцену в роли Маргариты Готье в спектакле «Дама с камелиями» и... разрыдалась. Дальше - репрессии, аресты, допросы. 20 июня в Ленинграде был арестован Всеволод Мейерхольд. Будущего врага народа посадили в спецвагон и, проведя осмотр на «загрязнения и вшивость», под усиленным конвоем отправили в Москву. Через несколько дней начались допросы. Они шли днем и ночью. Уже через неделю следователи добились весьма ощутимых результатов: Мейерхольда вынудили написать собственноручное заявление самому Берии: «Я старался подорвать основы академических театров. Особенно сильный удар я направлял в сторону Большого театра и МХАТа, и это несмотря на то, что они были взяты под защиту самим Лениным...». 2 февраля 1940 года Мейерхольд был расстрелян. Возможно, его жизнь так трагически завершилась из-за ее истеричности. После того как театр Мейерхольда закрыли, она написала письмо Сталину и везде кричала, что ее мужей травят: сперва затравили Есенина, а теперь уничтожают Мейерхольда.

После ареста мужа Зинаида Райх осталась одна - дочь Татьяна с годовалым сыном жила в это время на даче в Подмосковье, а сын Константин уехал в Рязань на родину Сергея Есенина.

Накануне Зинаида Николаевна была крайне возбуждена и говорила, что сделала большую глупость, написав письмо Сталину. В ночь на 15 июля 1939 года она была зверски убита двумя неизвестными в собственной квартире. Все вещи в доме остались целы. Последними словами Зинаиды Николаевны в машине были: «Не трогайте меня, доктор, я умираю». По пути в больницу Райх скончалась от потери крови. Ей было нанесено восемь ножевых ран в область сердца и один - в шею. Похороны актрисы были более чем скромными. «Сверху» пришло указание не привлекать к ним внимания, а артист Москвин сказал отцу погибшей: «Общественность отказывается хоронить вашу дочь». Упокоилась Райх на Ваганьковском кладбище.

Вот и все о судьбе одесситки Зинаиды Райх - необычной женщины, у которой была своя особенная женская стать; необычной актрисы с «говорящими глазами» и неподражаемым умением не ходить, а «плыть» по сцене; роковой подруги двух великих Мастеров.

Т. С. Есенина

Зинаида Николаевна Райх

Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина. В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания.

Актриса Зинаида Райх хорошо известна тем, кто связан с историей советского театра, ее сценический путь прослеживается месяц за месяцем. Но до 1924 года такой актрисы не существовало (свою первую роль она сыграла в возрасте 30 лет). Образ молодой Зинаиды Николаевны Есениной, жены поэта, трудно восстановить документально. Ее небольшой личный архив пропал в годы войны. До того возраста, когда охотно делятся воспоминаниями, Зинаида Николаевна не дожила. Я не много знаю из рассказов матери.

Мать была южанкой, но к моменту встречи с Есениным уже несколько лет жила в Петербурге, сама зарабатывала на жизнь, посещала Высшие женские курсы. Вопрос «кем быть?» не был еще решен. Как девушка из рабочей семьи, она была собранна, чужда богеме и стремилась прежде всего к самостоятельности.

Дочь активного участника рабочего движения, она подумывала об общественной деятельности, среди ее подруг были побывавшие в тюрьме и ссылке. Но в ней было и что-то мятущееся, был дар потрясаться явлениями искусства и поэзии. Какое-то время она брала уроки скульптуры. Читала бездну. Одним из любимых ее писателей был тогда Гамсун, что-то было близкое ей в странном чередовании сдержанности и порывов, свойственном его героям.

Она и всю жизнь потом, несмотря на занятость, много и жадно читала, а перечитывая «Войну и мир», кому-нибудь повторяла: «Ну как же это он умел превращать будни в сплошной праздник?»

Весной 1917 года Зинаида Николаевна жила в Петрограде одна, без родителей, работала секретарем-машинисткой в редакции газеты «Дело народа». Есенин печатался здесь. Знакомство состоялось в тот день, когда поэт, кого-то не застав, от нечего делать разговорился с сотрудницей редакции.

А когда человек, которого он дожидался, наконец пришел и пригласил его, Ceргей Александрович, со свойственной ему непосредственностью, отмахнулся:

– Ладно уж, я лучше здесь посижу…

Зинаиде Николаевне было 22 года. Она была смешлива и жизнерадостна.

Есть ее снимок, датированный 9 января 1917 года. Она была женственна, классически безупречной красоты, но в семье, где она росла, было не принято говорить об этом, напротив, ей внушали, что девушки, с которыми она дружила, «в десять раз красивее».

Со дня знакомства до дня венчания прошло примерно три месяца. Все это время отношения были сдержанными, будущие супруги оставались на «вы», встречались на людях. Случайные эпизоды, о которых вспоминала мать, ничего не говорили о сближении.

В июле 1917 года Есенин совершил поездку к Белому морю («Небо ли такое белое или солью выцвела вода?»), он был не один, его спутниками были двое приятелей (увы, не помню их имен) и Зинаида Николаевна. Я никогда не встречала описаний этой поездки.

Уже на обратном пути, в поезде, Сергей Александрович сделал матери предложение, сказав громким шепотом:

– Я хочу на вас жениться.

Ответ: «Дайте мне подумать» – его немного рассердил. Решено было венчаться немедленно. Все четверо сошли в Вологде. Денег ни у кого уже не было. В ответ на телеграмму: «Вышли сто, венчаюсь» – их выслал из Орла, не требуя объяснений, отец Зинаиды Николаевны. Купили обручальные кольца, нарядили невесту. На букет, который жениху надлежало преподнести невесте, денег уже не было. Есенин нарвал букет полевых цветов по пути в церковь – на улицах всюду пробивалась трава, перед церковью была целая лужайка.

Вернувшись в Петроград, они некоторое время жили врозь, и это не получилось само собой, а было чем-то вроде дани благоразумию. Все-таки они стали мужем и женой, не успев опомниться и представить себе хотя бы на минуту, как сложится их совместная жизнь. Договорились поэтому друг другу «не мешать». Но все это длилось недолго, они вскоре поселились вместе, больше того, отец пожелал, чтобы Зинаида Николаевна оставила работу, пришел вместе с ней в редакцию и заявил:

– Больше она у вас работать не будет.

Мать всему подчинилась. Ей хотелось иметь семью, мужа, детей. Она была хозяйственна и энергична.

Душа Зинаиды Николаевны была открыта навстречу людям. Помню ее внимательные, все замечающие и все понимающие глаза, ее постоянную готовность сделать или сказать приятное, найти какие-то свои, особые слова для поощрения, а если они не находились – улыбка, голос, все ее существо договаривали то, что она хотела выразить. Но в ней дремали вспыльчивость и резкая прямота, унаследованные от своего отца.

Первые ссоры были навеяны поэзией. Однажды они выбросили в темное окно обручальные кольца (Блок – «Я бросил в ночь заветное кольцо») и тут же помчались их искать (разумеется, мать рассказывала это с добавлением: «Какие же мы были дураки!»). Но по мере того как они все ближе узнавали друг друга, они испытывали порой настоящие потрясения. Возможно, слово «узнавали» не все исчерпывает – в каждом время раскручивало свою спираль. Можно вспомнить, что само время все обостряло.

С переездом в Москву кончились лучшие месяцы их жизни. Впрочем, вскоре они на некоторое время расстались. Есенин отправился в Константиново, Зинаида Николаевна ждала ребенка и уехала к своим родителям в Орел…

Я родилась в Орле, но вскоре мать уехала со мной в Москву, и до одного года я жила с обоими родителями. Потом между ними произошел разрыв, и Зинаида Николаевна снова уехала со мной к своим родным. Непосредственной причиной, видимо, было сближение Есенина с Мариенгофом, которого мать совершенно не переваривала. О том, как Мариенгоф относился к ней, да и вообще к большинству окружающих, можно судить по его книге «Роман без вранья».

Спустя какое-то время Зинаида Николаевна, оставив меня в Орле, вернулась к отцу, но вскоре они опять расстались…

Осенью 1921 года она стала студенткой Высших театральных мастерских. Училась не на актерском отделении, а на режиссерском, вместе с С. М. Эйзенштейном, С. И. Юткевичем.

С руководителем этих мастерских – Мейерхольдом – она познакомилась, работая в Наркомпросе. В прессе тех дней его называли вождем «Театрального Октября». Бывший режиссер петербургских императорских театров, коммунист, он тоже переживал как бы второе рождение. Незадолго перед этим он побывал в Новороссийске в белогвардейских застенках, был приговорен к расстрелу и месяц провел в камере смертников.

Летом 1922 года два совершенно незнакомых мне человека – мать и отчим – приехали в Орел и увезли меня и брата от деда и бабки. В театре перед Всеволодом Эмильевичем многие трепетали. Дома его часто приводил в восторг любой пустяк – смешная детская фраза, вкусное блюдо. Всех домашних он лечил – ставил компрессы, вынимал занозы, назначал лекарства, делал перевязки и даже инъекции, при этом сам себя похваливал и любил себя называть «доктор Мейерхольд».

Из тихого Орла, из мира, где взрослые говорили о вещах, понятных четырехлетнему ребенку, мы с братом попали в другой мир, полный загадочного кипенья. Я принадлежала к тому многочисленному сонму девочек, которые непрестанно подпрыгивают и мечтают о балете. Но, несмотря на все свое легкомыслие, тосковала по Орлу и не переставала удивляться людям, которые могут часами говорить о непонятном. Мать была из их числа, я к ней еще не привыкла и ничем с ней не делилась. А «почемучный» возраст брал свое, и, не решаясь ежесекундно почемукать, я решила своими силами выяснить, о чем Мейерхольд подолгу говорил со своими помощниками. Как-то я заранее приготовила себе скамеечку, чтобы спокойно посидеть и уловить начало разговора, – я вообразила, что тогда сумею распутать всю нить. Увы, в самый ответственный момент меня что-то отвлекло, и опыт не удался.

Внутренняя лестница вела из нашей квартиры в нижний этаж, где располагались и театральное училище и общежитие. Можно было спуститься вниз и поглазеть на занятия по биомеханике. Временами вся наша квартира заполнялась десятками людей, и начиналась читка или репетиция. За обедом мать заливалась смехом, вспоминая какую-нибудь реплику из пьесы. Она была вся в приподнятом настроении, с утра до ночи на ногах – каждая минута ее была чем-то заполнена. К нам вскоре перебралась родня из Орла, в доме всегда кто-то подолгу гостил, Зинаида Николаевна возглавила хозяйство многолюдного дома, налаживала режим. Квартира, лишенная поначалу самого необходимого, стала быстро приобретать жилой вид. Мать успевала даже сочинить для детей специальное «меню» и вывесить его в детской. Рано выучившись читать и вечно страдая отсутствием аппетита, я с тоской глядела на это «меню» и, прочитав строчку вроде: «8 час. вечера – чай с печеньем», заранее принималась пищать: «Я не хочу печенья». В Москве нас быстро избаловали. Позднее нам наняли учителей и стали приучать к дисциплине. А покуда мы полдня проводили с нянькой на бульваре.

Адрес наш, по старой памяти, звучал еще так: «Новинский бульвар, тридцать два, дом бывший Плевако». В свое время и наш дом и несколько соседних строений были собственностью знаменитого адвоката. Когда в 1927 году у нас случился пожар, об этом написала «Вечерняя Москва», и мы узнали из газеты, что дом наш построен еще до наполеоновского нашествия и был одним из уцелевших в пожар 1812 года. Входная деревянная лестница изгибалась винтом, комнаты были разной высоты – из одной в другую вела либо одна, либо несколько ступенек. Маленькие окна сложным способом предохранялись от ледяных узоров – между рамами ставили на зиму зловещий стакан с серной кислотой, под подоконником висела бутылочка – в нее опускали конец бинта, вбиравшего стекающую с окон влагу.

Напротив, на другой стороне бульвара, стояло очень похожее здание с мемориальной доской – в нем жил Грибоедов. Кто из его современников бродил по нашим комнатам – такими вопросами в двадцатые годы как-то не задавались.

Новинский был оживленным местом – неподалеку шумел Смоленский рынок с огромной барахолкой, где престарелые дамы в шляпках с вуалью распродавали свои веера, шкатулочки и вазочки. По бульвару ходили цыгане с медведями, бродячие акробаты. Приезжие крестьяне, жмурясь от страха, перебегали через трамвайную линию – в лаптях, домотканых армяках, с котомками за плечами.

На бульваре мы нежданно-негаданно познакомились со своим сводным братом – Юрой Есениным. Он был старше меня на четыре года. Его как-то тоже привели на бульвар, и, видно, не найдя для себя другой компании, он принялся катать нас на санках. Мать его, Анна Романовна Изряднова, разговорилась на лавочке с нянькой, узнала, «чьи дети», и ахнула: «Брат сестру повез!» Она тут же пожелала познакомиться с нашей матерью. С тех пор Юра стал бывать у нас, а мы – у него.

Анна Романовна принадлежала к числу женщин, на чьей самоотверженности держится белый свет. Глядя на нее, простую и скромную, вечно погруженную в житейские заботы, можно было обмануться и не заметить, что она была в высокой степени наделена чувством юмора, обладала литературным вкусом, была начитанна. Все связанное с Есениным было для нее свято, его поступков она не обсуждала и не осуждала. Долг окружающих по отношению к нему был ей совершенно ясен – оберегать. И вот – не уберегли. Сама работящая, она уважала в нем труженика – кому, как не ей, было видно, какой путь он прошел всего за десять лет, как сам себя менял внешне и внутренне, сколько вбирал в себя – за день больше, чем иной за неделю или за месяц.

Они с матерью симпатизировали друг другу. С годами Анна Романовна становилась человеком все более близким нашей семье. С сыном своим она рассталась в конце тридцатых годов и, не зная о его гибели, десять лет ждала его – до последнего своего вздоха.

Есенин не забывал своего первенца, иногда приходил к нему. С осени 1923 года он стал навещать и нас.

Зрительно я помню отца довольно отчетливо.

В детскую память врезаются не повседневность, а события исключительные. Я, например, сама для себя родилась в тот день, когда мне в полуторагодовалом возрасте прищемили палец дверью. Боль, вопль, суматоха – все озарилось, зашевелилось, и я стала существовать.

С приходом Есенина у взрослых менялись лица. Кому-то становилось не по себе, кто-то умирал от любопытства. Детям все это передается.

Первые его появления запомнились совершенно без слов, как в немом кино.

Мне было пять лет. Я находилась в своем естественно-прыгающем состоянии, когда кто-то из домашних схватил меня. Меня сначала поднесли к окну и показали на человека в сером, идущего по двору. Потом молниеносно переодели в парадное платье. Уже одно это означало, что матери не было дома – она не стала бы меня переодевать.

Помню изумление, с каким наша кухарка Марья Афанасьевна смотрела на вошедшего. Марья Афанасьевна была яркой фигурой в нашем доме. Глуховатая, она постоянно громко разговаривала сама с собой, не подозревая, что ее слышат. «Вы котлеты пережарили», – скажет ей мать в ухо. Она удалялась, ворча под общий хохот:

– Пережарила… Сама ты пережарила! Ничего. Сожрут. Актеры все сожрут.

Старуха, очевидно, знала, что у хозяйских детей есть родной отец, но не подозревала, что он так юн и красив.

Есенин только что вернулся из Америки. Все у него с головы до ног было в полном порядке. Молодежь тех лет большей частью не следила за собой – кто из бедности, кто из принципа.

Глаза одновременно и веселые и грустные. Он рассматривал меня, кого-то при этом слушая, не улыбался. Но мне было хорошо и от того, как он на меня смотрел, и от того, как он выглядел.

Когда он пришел в другой раз, его не увидели из окна. Дома была и на звонок пошла открывать Зинаида Николаевна.

Прошли уже годы с тех пор, как они расстались, но им доводилось иногда встречаться. В последний раз они виделись перед отъездом отца за границу, и эта встреча была спокойной и мирной.

Но сейчас поэт был на грани болезни. Зинаида Николаевна встретила его гостеприимной улыбкой, оживленная, вся погруженная в настоящий день. В эти месяцы она репетировала свою первую роль.

Он резко свернул из передней в комнату Анны Ивановны, своей бывшей тещи.

Я видела эту сцену.

Кто-то зашел к бабушке и вышел оттуда, сказав, что «оба плачут». Мать увела меня в детскую и сама куда-то ушла. В детской кто-то был, но молчал. Мне оставалось только зареветь, и я разревелась отчаянно, во весь голос.

Отец ушел незаметно.

З. Н. Райх

И сразу вслед за этим возникает другая сцена, вызывающая совершенно другое настроение. На тахте сидят трое. Слева курит папиросу Всеволод Эмильевич, посередине облокотилась на подушки мать, справа сидит отец, поджав одну ногу, опустив глаза, с характерным для него взглядом не вниз, а вкось. Они говорят о чем-то таком, что я уже отчаялась понимать.

В шесть лет меня стали учить немецкому, заставляли писать. Я уже знала, что Есенину принадлежат стихи «Собрала пречистая журавлей с синицами в храме…», что он пишет другие стихи и что жить с нами вовсе не должен.

У нас появилась первая «бонна» – Ольга Георгиевна. До революции она работала в той же должности ни больше ни меньше как у князей Трубецких, в том великолепном особняке, который стоял на Новинском рядом с нашим домом и где потом расположилась Книжная палата.

Ольга Георгиевна была суховата, грубовата и начисто лишена чувства юмора. А по ночам она рыдала над детскими книгами. Как-то я проснулась от ее всхлипываний. Над книгой она держала полотенце, мокрое от слез, и бормотала: «Господи, как безумно жаль мальчишек».

Детской нам служила просторная комната, где мебель почти не занимала места, посередине лежал красный ковер, на нем валялись игрушки и возвышались сооружения из стульев и табуреток.

Помню, мы с братом играем, а возле сооружений сидят Есенин и Ольга Георгиевна. Так было раза два. Ему не по себе рядом с ней, он нехотя отвечает на ее вопросы и не пытается себя насиловать и развлекать нас. Он оживился, лишь когда она стала расспрашивать о его планах. Он рассказал, что собирается ехать в Персию, и закончил громко и вполне серьезно:

– И там меня убьют.

Только в ресницах у него что-то дрожало. Я тогда не знала, что в Персии убили Грибоедова и что отец втихомолку издевается над княжеской бонной, которая тоже этого не знала и, вместо того чтобы шуткой ответить на шутку, поглядела на него с опаской и замолчала.

Один только раз отец всерьез занялся мной. Он пришел тогда не один, а с Галиной Артуровной Бениславской. Послушал, как я читаю. Потом вдруг принялся учить меня… фонетике. Проверял, слышу ли я все звуки в слове, особенно напирал на то, что между двумя согласными часто слышен короткий гласный звук. Я спорила и говорила, что, раз нет буквы, значит, не может быть никакого звука.

Как-то до Зинаиды Николаевны дошли слухи, что Есенин хочет нас «украсть». Либо сразу обоих, либо кого-нибудь одного. Я видела, как отец подшучивал над Ольгой Георгиевной, и вполне могу себе представить, что он кого-то разыгрывал, рассказывая, как украдет нас. Может быть, он и не думал, что этот разговор дойдет до Зинаиды Николаевны. А может быть, и думал…

И однажды, забежав к матери в спальню, я увидела удивительную картину. Зинаида Николаевна и тетка Александра Николаевна сидели на полу и считали деньги. Деньги лежали перед ними целой горкой – запечатанные в бумагу, как это делают в банке, столбики монет. Оказывается, всю зарплату в театре выдали в тот раз трамвайной мелочью.

– На эти деньги, – возбужденно прошептала мать, – вы с Костей поедете в Крым.

Я, конечно, гораздо позже узнала, что шептала она во имя конспирации. И нас действительно срочно отправили в Крым с Ольгой Георгиевной и теткой – прятать от Есенина. В доме было много женщин, и было кому сеять панику. В те годы было много разводов, право матери оставаться со своими детьми было новшеством, и случаи «похищения» отцами своих детей передавались из уст в уста.

В 1925 году отец много работал, не раз болел и часто покидал Москву. Кажется, он был у нас всего два раза.

Ранней осенью, когда было еще совсем тепло и мы бегали на воздухе, он появился в нашем дворе, подозвал меня и спросил, кто дома. Я помчалась в полуподвал, где находилась кухня, и вывела оттуда бабушку, вытиравшую фартуком руки, – кроме нее, никого не было.

Есенин был не один, с ним была девушка с толстой темной косой.

– Познакомьтесь, моя жена, – сказал он Анне Ивановне с некоторым вызовом.

– Да ну, – заулыбалась бабушка, – очень приятно…

Отец тут же ушел, он был в состоянии, когда ему было совершенно не до нас. Может, он приходил в тот самый день, когда зарегистрировал свой брак с Софьей Андреевной Толстой?

В декабре он пришел к нам через два дня после своего ухода из клиники, в тот самый вечер, когда поезд вот-вот должен был увезти его в Ленинград. Спустя неделю, спустя месяцы и даже годы родные и знакомые несчетное число раз расспрашивали меня, как он тогда выглядел и что говорил, потому и кажется, что это было вчера.

В тот вечер все куда-то ушли, с нами оставалась одна Ольга Георгиевна. В квартире был полумрак, в глубине детской горела лишь настольная лампа, Ольга Георгиевна лечила брату синим светом следы диатеза на руках. В комнате был еще десятилетний сын одного из paботников театра, Коля Буторин, он часто приходил к нам из общежития – поиграть. Я сидела в «карете» из опрокинутых стульев и изображала барыню. Коля, угрожая пистолетом, «грабил» меня. Среди наших игрушек был самый настоящий наган. Через тридцать лет я встретила Колю Буторина в Ташкенте, и мы снова с ним все припомнили.

На звонок побежал открывать Коля и вернулся испуганный:

– Пришел какой-то дядька, во-от в такой шапке.

Вошедший уже стоял в дверях детской, за его спиной.

Коля видел Есенина раньше и был в том возрасте, когда это имя уже что-то ему говорило. Но он не узнал его. Взрослый человек – наша бонна – тоже его не узнала при тусклом свете, в громоздкой зимней одежде. К тому же все мы давно его не видели. Но главное было в том, что болезнь сильно изменила его лицо. Ольга Георгиевна поднялась навстречу, как взъерошенная клушка:

– Что вам здесь нужно? Кто вы такой?

Есенин прищурился. С этой женщиной он не мог говорить серьезно и не сказал: «Как же это вы меня не узнали?»

– Я пришел к своей дочери.

– Здесь нет никакой вашей дочери!

Наконец я его узнала по смеющимся глазам и сама засмеялась. Тогда и Ольга Георгиевна вгляделась в него, успокоилась и вернулась к своему занятию.

Он объяснил, что уезжает в Ленинград, что поехал уже было на вокзал, но вспомнил, что ему надо проститься со своими детьми.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал он и сел, не раздеваясь, прямо на пол, на низенькую ступеньку в дверях. Я прислонилась к противоположному косяку. Мне стало страшно, и я почти не помню, что он говорил, к тому же его слова казались какими-то лишними – например, он спросил: «Знаешь ли ты, кто я тебе?»

Я думала об одном – он уезжает и поднимется сейчас, чтобы попрощаться, а я убегу туда – в темную дверь кабинета.

И вот я бросилась в темноту. Он быстро меня догнал, схватил, но тут же отпустил и очень осторожно поцеловал руку. Потом пошел проститься с Костей.

Дверь захлопнулась. Я села в свою «карету», Коля схватил пистолет…

В гробу у отца было снова совершенно другое лицо.

Мать считала, что, если бы Есенин в эти дни не оставался один, трагедии могло не быть. Поэтому горе ее было безудержным и безутешным и «дырка в сердце», как она говорила, с годами не затягивалась…

Из книги С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Том 2. автора Есенин Сергей Александрович

Т. С. ЕСЕНИНА ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА РАЙХ Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина. В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания.Актриса Зинаида Райх хорошо

Из книги Всё, что помню о Есенине автора Ройзман Матвей Давидович

17 Есенин пишет стихи, рассказывает о своих детях. Доклад Мейерхольда Зинаида Райх вспоминает о своей любви. Письмо Константина Есенина. Стихи-свидетели В конце осени 1921 года я пришел утром в «Стойло Пегаса», чтобы просмотреть квартальный финансовый отчет, который надо

Из книги Женщины, которые любили Есенина автора Грибанов Борис Тимофеевич

Глава V ЗИНАИДА РАЙХ - ЖЕНА ЛЮБИМАЯ И НЕНАВИСТНАЯ Лето 1917 года в Петрограде было тревожным, смутным. Временное правительство выказало себя правительством слабым, нерешительным, поистине временным. На власть точили зубы как правые силы, так и левые - справа монархисты,

Из книги Борис Пастернак автора Быков Дмитрий Львович

Глава XXII Зинаида Николаевна

Из книги Четыре друга на фоне столетия автора Прохорова Вера Ивановна

Глава 3 Пастернак и Зинаида Николаевна Линия жизни Борис Пастернак Родился 10 февраля 1890 года в Москве.Отец - художник Леонид (Исаак) Пастернак.Мать - пианистка Розалия Кауфман.До 30 лет поэт носил отчество Исаакович.В 1921 году родители и сестры Пастернака эмигрировали.В

Из книги Борис Пастернак. Времена жизни автора Иванова Наталья Борисовна

Зинаида Николаевна. Второе рождение Еще в 1928 году «Поверх барьеров» принес в дом пианиста Генриха Нейгауза его друг Валентин Фердинандович Асмус. Они читали стихи Пастернака вслух, ночь напролет. Жена Нейгауза, Зинаида Николаевна, осталась недовольна затянувшимся

Из книги Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг. автора Кондырев Виктор

Зинаида Николаевна Жёны усложняют жизнь, считал Некрасов.И недоумевал, почему столько мировых парней, его друзей, добровольно ограничивают свою свободу или, хуже того, обращают внимание на мнения жён.Жёны просто мешают мужской дружбе! Но с другой стороны, некоторых из

Из книги Есенин автора

Из книги Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия автора Оболенский Игорь

Гамлет в юбке Зинаида Райх - Лида, открой дверь. Ты разве не слышишь - стучат!- Да нет там никого, Зинаида Николаевна. Вам показалось.- Я что, по-твоему, сумасшедшая? Я ясно слышала - в дверь кто-то постучал. Ладно, сама открою.Статная черноволосая женщина со следами былой

Из книги 50 величайших женщин [Коллекционное издание] автора Вульф Виталий Яковлевич

Зинаида Райх ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАНЭтому роману суждено было стать одним из самых громких, скандальных, трагичных в истории русской культуры. Талантливый поэт, известный режиссер – и между ними женщина, которую они любили. Сергей Есенин, Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд –

Из книги Есенин. Русский поэт и хулиган автора Поликовская Людмила Владимировна

«Февральская метель». Зинаида Райх Первым поэтическим откликом Есенина на революционные события стала «маленькаяпоэма» «Товарищ», датированная автором мартом 1917-го, а впервые напечатанная в мае того же года в эсеровской газете «Дело народа». На первый взгляд Есенин в

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И автора Фокин Павел Евгеньевич

Из книги Есенин глазами женщин автора Биографии и мемуары Коллектив авторов --

Т. С. Есенина Зинаида Николаевна Райх Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина. В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания.Актриса Зинаида Райх хорошо

Из книги Интимные тайны Советского Союза автора Макаревич Эдуард Федорович

Зинаида Райх, sex appeal Зинаида Райх, жена Всеволода Мейерхольда, мэтра новаторской режиссуры, работала в его театре – Театре Мейерхольда. Этот театр он, по сути, бросил к ее ногам – из-за нее ушли великая Мария Бабанова, Эраст Гарин, Сергей Эйзенштейн. Но посредственная